Майк Лебедев - Облачно. Но не более

– Не, ну так не бывает же, чтоб тут – еще одиннадцатый, а там – уже двенадцатый…

И, вздыхая еще горше и ощущая себя совсем уж неловко.

– Зовите старшую… Только, пожалуйста, побыстрее, а то и в самом деле карета моя превратится в тыкву.

И вдруг, сменив гнев на милость:

– Люб, у тебя там сколько? Двадцать два пятьдесят восемь? Ну ладно, иди вон к соседней кассе…

Вот так. То есть, мы как-то дожили до тех светлых дней, когда предсказание Общей теории относительности великого Эйнштейна касаемо того, что Время в разных системах отсчета течет неравномерно – начинает уже получать экспериментальное подтверждение прямо у нас на глазах. Так, глядишь, и управляемая термоядерная реакция уже не за горами, и контакт с внеземными цивилизациями, и прочие удовольствия. Но вместе с тем сохраняется и что-то незыблемое, что-то базисное, какие-то несокрушимые основы и духовные скрепы, то, что досталось нам от предков и должно быть передано нами подрастающему поколению в целости и сохранности. Пенсия, например. И непрерывность стажа.

– Сходи, сходи, – настойчиво повторила Лариса Борисовна, – Пока в трудовую книжку не вписали, все можно исправить. Ты же трудовую книжку приносил, когда нас всех принимали…

– Лар, не приносил.

– Почему?

– Ну, потому что по всем бумагам я студент еще. Она мне, может, и не положена.

– Ой, беда с тобой, Лебедев. Беда-беда-беда. Что же ты не проследил, тютя? Может, тебя просто по договору оформили? Тогда тебя и в самом деле вся эта комбинация не касается, ты, считай, заранее в пролете…

– Не, когда оформляли – вроде так сказали, что раз у меня еще нет книжки, так они ее заведут… – проблеял я без особой уверенности в собственных словах.

Вмиг все внутри меня похолодело. Еще несколько минут назад апрельский день переливался и звенел всеми струнами души – и вдруг райская музыка смолкла. Да, конечно – был разговор, обещали. Но ведь как всегда, поверил, и забыл, и не проконтролировал. И что теперь? А теперь, получается, что не только стаж мой будет с прерыванием – но и вообще никакого стажа? Но позвольте, почти семь месяцев без нескольких дней упорного труда – и коту под хвост?

– Иди, иди в бухгалтерию, пока не поздно, – практически подтолкнула меня старшая коллега. – Ох, Лебедев. Завидую я тебе: какой же ты все-таки молодой и глупый!

Следует признать, что тезис о собственной молодости и глупости я неоднократно выслушивал и в дальнейшем, и в основном от собеседников женского пола. Сперва это расстраивало, а потом как-то незаметно начало радовать. Да, глупый. Ну и что с того. Зато молодой. И если глупость, положим, еще достаточно субъективна и относительна, то молодость – величина вполне абсолютная! Это как со сверстницами. Попервоначалу-то ты для них никто, им подавай зрелых, опытных и уверенных в себе папиков, а потом вдруг р-раз! – и вот они уже потрепанные этой жизнью разведенки с детьми, а ты все такой же: мужчина в самом расцвете сил. Пусть и глупый. Вон, и бабушка покойная иной раз повторяла, «пьяный проспится, дурак – никогда», так что… А, нет, эта мудрость, пожалуй, не в данном контексте, но все равно бабушка была права.

– Давай, ступай уже! Помни, в конце-то концов, что правда и Кодекс законов о труде на твоей стороне!

Но это легко сказать – «иди в бухгалтерию». Достаточно упомянуть, что находилась она на втором этаже, подле чертогов Верховной управляющей жрицы г-жи Иркутовой Е. П., куда путь простым смертным был как в алтарь храма, то есть один раз в жизни при инициации приема на службу, но к внутренней топографии «Символа» мы еще вернемся. В бухгалтерию же полагалось нижайше являться только и исключительно в священный миг Выписки Клиенту Счета, то есть, в общем, не так уж и часто для скромного стажера, поскольку сей миг являлся венцом всех его усилий по привлечению рекламодателя. И не приведи господь потом, чтоб этому счету вдруг по форс-мажорным обстоятельствам не случилось бы оплатиться, визгу потом и укоров в пустой трате бумаги, чернил и драгоценного бухгалтерского времени можно было не обобраться.

На самом деле, имелся в моих тонких взаимоотношениях с труженицами гроссбуха еще один аспект. Как-то в волшебное предновогоднее время и впрямь снизошла благодать – а именно, на протяжении одного дня случилось у меня сразу два рекламодателя, да еще оба новых, культурно выражаясь «привлеченных». А за «привлеченного», помимо стандартного процента, полагалась еще и единовременная премия из расчета по двести условных единиц за каждого. Четыреста долларов за один вечер, ребята! Да я до того момента интегрально столько не «поднял», хотя пребывал в святых стенах почти целый квартал! Разумеется, на крыльях любви счастливый лауреат тут же взмыл в самые стратосферные облака и витал там до тех пор, пока вдруг не выяснил, что само собой в этом мире ничего не происходит и автоматически ничего не делается, и формально-то на мой лицевой счет четыреста капнуло, но реально в руки они мне дались аж в конце февраля, и то после долгих просьб и уговоров, потому как сменилось то, поменялось это, а кто сказал, да кто обещал, да кто он (и ты) вообще такой есть, и так далее.

С другой стороны – почти всю зиму я проходил в сладостных грезах о том, как получу, да как потрачу, а вот и то куплю себе, а вот и это, а лучше еще вон то потом, а денег все не убывало. А дали бы как положено – сразу бы прогулял, да и все. И ни следа.

Безудержная потребительская вакханалия в итоге началась, кстати, с воплощения одной из главных мечт пубертатного периода – с остроактуальных кроссовок! Зажал в кулачке новенькие, еще пахнущие типографской краской сотенки, вызвал на подмогу Митрича как носителя безупречного художественного вкуса, а заодно и чтоб попридержал от излишних трат – и вперед, в фирменный магазин известнейшей транснациональной корпорации! А там – о, звериный оскал юного российского капитализма! – и чего только нет, и такая тебе модель, и сякая, и для бега, и для неспешной, прогулочной ходьбы с философскими мыслями в голове, и с полосками, и светящиеся, и пружинящие в такт, а самое-то главное, что сперва ты выбираешь, какие тебе понравятся, а затем грациозная дева в обтягивающем спортивном костюмчике покорно приносит тебе из подсобки именно твой размер, потому что есть все, ВСЕ! Даже твой сорок пятый, даже сорок шестой, а не наоборот, как я привык за всю предыдущую жизнь, когда сначала без особой надежды интересуешься, а затем мучительно впихиваешься в то, что есть, в тайной надежде, а вдруг растянется да разносится… (у меня классический, если можно так выразиться, сорок пятый советский размер, классический в том смысле, что армейские кирзовые сапоги на мне сидели как влитые, аккурат по портяночке, не велики и не малы, а в самый раз. В этом плане даже жаль, что таскать их довелось меньше месяца, безусловно, это большая потеря для Министерства обороны. Такую идеальную антропометрию нижних конечностей еще надо поискать).