Макс Саблин - Чалын – дочь снежных вершин. Книга 1. Южные ветры

Ак-Боро становилось всё хуже, и когда в глазах совсем помутилось, он остановился. Всадники спешились. Спрыгнул с коня и подоспевший человек-гора.

– Что с ат случилось? – сразу спросил богатырь.

Едва прозвучали слова Кыркижи, как ноги измождённого жеребца подкосились, и он повалился наземь.

– Ему помощь нужна, – указав на рану, сказала Чалын. – Сам он идти уже не сможет.

Гул пожара усиливался, медлить было нельзя. Кыркижи взвалил обессилевшего Ак-Боро на свои могучие плечи и потащил на себе.

С каждым шагом богатырю становилось всё тяжелее, теперь сказывалось и его ранение. По багровому лицу Кыркижи бежал пот. Стиснув зубы, он хромал, но не останавливался.

Огонь настигал беглецов. Треск горящих сучьев раздавался совсем близко. Жар угрожающе дышал им в спину. Дым не давал вдохнуть полной грудью. Чалын и Кыркижи беспрестанно кашляли, их глаза слезились. Передвигаться приходилось почти на ощупь.

Внезапно стало плохо Рысу-Мурлысу. Он до последнего прижимался к земле, с жадностью вдыхая остатки чистого воздуха. Ну а когда его совсем не осталось, рысёнок упал без чувств. Чалын тут же подхватила его и положила на Чыдамкай-Кара, хотя конь и сам чувствовал себя неважно.

Шатаясь из стороны в сторону, Чыдамкай-Кара всё шагал, за его поводья держалась Чалын. Голова у неё кружилась, она задыхалась, но всё ещё передвигала ноги. За ней, чуть не падая, с тяжёлой ношей следовал Кыркижи.

Силы у всех были на исходе, а огонь неумолимо приближался.

И вот, когда казалось, что всё уже кончено и нет шанса на спасение, вдруг ослепительно сверкнула молния и раскатисто грянул гром. Ветер стих, дым тёмно-серыми клубами устремился в небо, по траве забарабанил дождь. Не долетая до огня, первые капли попросту испарялись. Но дождь очень скоро превратился в ливень, и всё изменилось. Одна стихия усмиряла другую. Огонь угасал. Злясь, угли шипели и потухали. Дыма становилось всё меньше, а чистого воздуха – всё больше.

Наутро спасительный ливень сменила изморось, ну а к полудню из-за туч проглянуло солнце. Один из бесчисленных лучей прорвался сквозь зеленевшие макушки пихтача и упал прямо на мокрое перепачканное лицо Чалын. От нежного тепла девочка очнулась. Открыв глаза, она приподнялась и осмотрелась. Капли воды, свисающие с иголок, как-то странно преломляли свет, отчего дивный лес сказочно лучился.

«Какой свежий воздух», – сразу же подметила Чалын.

Тут она вспомнила про своих друзей и снова огляделась. Непонятно почему, но их не оказалось рядом.

«Может быть, они где-то там», – предположила Чалын, разглядев меж стволов деревьев залитую солнечным светом поляну.

Размышляя о том, что побудило Кыркижи, Рыса-Мурлыса, Ак-Боро и Чыдамкай-Кара оставить её одну, она направилась к поляне. Однако стоило Чалын приблизиться к ней, как вдруг оказалось, что это вовсе и не поляна, а озеро. То самое озеро, что привиделось ей однажды во сне, когда она искала хворост. Чалын тут же вспомнила про неправильный дождь, но, как и в первый раз, она не осознавала, что это всего лишь сон. Девочка всё воспринимала как правду: высокие хвойные деревья, синеющую гладь озера с поросшими сочной травой берегами, и даже видневшийся на другом берегу её родной аил.

«Мне озеро лишь надо обойти, и я дома окажусь», – обрадовалась она, совсем позабыв про своих исчезнувших спутников.

Чалын посмотрела в одну сторону – берег уходил за горизонт, в другую – конца и края водной глади не видать. Задумавшись, она приблизилась к озеру и изумилась – вода в нём оказалась зеркальной. Увидев своё чумазое отражение, девочка опустилась на колени и попыталась умыться. Но не тут-то было. Зачерпнутая вода мгновенно испарилась из её ладоней, а руки остались по-прежнему сухими. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом, как и третья, и четвёртая. Когда Чалын остановилась и рябь на воде поутихла, её отражение вдруг принялось своевольничать. Оно протёрло руками свой лик, и он вдруг посветлел от чистоты. В тот же миг Чалын почувствовала влагу на руках и на лице. Недоумевая, она нахмурила брови.

«Что же это выходит? Я – отражение, а оно… Оно – это я настоящая! – пришла к выводу Чалын. – И пока оно не захочет, у меня ничего не получится? Прямо наваждение какое-то».

На что отражение, улыбнувшись, произнесло:

– Нет. Вовсе нет.

– Тогда кто ты? – спросила Чалын.

– Я твой байана.

– Байана?! – удивилась девочка.

– Да, я тебя охраняю, – ответило отражение.

– Но как же…

Чалын пришла в недоумение, ведь её покровителем был беркут. Именно для него время от времени весь род хана Ойгора совершал обряд поклонения «Байана чалузы», тем самым возвышая благородную птицу.

– Так лучше? – спросило отражение, превратившись в длиннокрылого темно-бурого красавца-беркута с золотистым оперением на шее.

– Значит, я…

Чалын не закончила начатую мысль и тут же продолжила:

– Нет, нет, я не в мире духов.

И беркут кивнул ей в ответ.

– Я, наверное, сплю, – продолжила Чалын.

– Вот видишь, ты и сама всё знаешь, – расправив крылья, ответила птица.

После этих слов образ беркута стал медленно блекнуть, а вода в озере – мутнеть.

– И всё же перо волшебное. Надо лишь знать куда идти – идти – идти, – всё тише и тише доносилось прощальное эхо байана.

– Погоди, постой! – крикнула Чалын.

Но девочка была не в силах остановить байана. Чалын приходила в себя. Она почувствовала, как чья-то тёплая ладонь легла ей на лоб, а потом услышала незнакомый голос:

– Всё хорошо, она бредит, но жар уже спал.

Открыв глаза, дочь хана увидела беспокоящегося за её здоровье Кыркижи. Его раненую ногу стягивал лоскут ткани от старой рубахи. Рядом с богатырём стоял хмурый незнакомец, лицо которого напоминало луковицу, и невысокий безволосый белобородый старец с редкими чуть заметными седыми бровями.

Чалын вспомнила про пожирающий тайгу пожар, про ранение Ак-Боро и про спасительный ливень, а потом… Так что же было потом?

Но её воспоминания обрывались. Лёжа под тёплым одеялом из звериных шкурок, Чалын пыталась понять, что же это за место и как она здесь оказалась.

– Это Согоно и Ээш, – представил незнакомцев Кыркижи.

Услышав своё имя, Согоно растянулся в улыбке, отчего его голова стала ещё больше похожа на луковицу, а старик лишь приветливо кивнул.