Юлия Бекенская - Нескучная книжица про… (сборник)

И нас не трогали.

Меня уважали. Никто не выливал мне компота в портфель, не резал пуговицы в гардеробе. На восьмое марта я, как все, получала мимозу. Дома засыпала с «Неорганической химией» Глинки, изредка – листая дневники четы Кюри. И была абсолютно счастлива.

А в десятом в нашем классе появилась она. Хорошенькая, как ангел. Бессовестная, как взвод дьяволят.

Сидя за партой, она тихонько сканировала пространство, бросая взгляды из-под нежных, как бабочкины крылья, ресниц.

Я не могу назвать ее умной. Ум – брат-близнец благородства. Там, где великодушие прокисло, уму на смену явилась хитрость.

Такой она и была – хитренькой, очаровательной лиской, всякий раз готовой вывернуться из капкана.

– Я? – говорила она удивленно, – да что вы, да как вы подумать могли? – и сбегала, оставляя пару рыжих шерстинок с хвоста.

Почему-то она невзлюбила меня с первого взгляда. Я не вписывалась в ее систему ценностей.

По лискиным меркам, место мое было в самом темном углу. В стайке сморчков-ботаников, которых терпят за то, что они дают списать. А я нахально жила. Представляете? Наслаждалась учебой, читала, экспериментировала в лаборатории.

И хотя по-прежнему, бросив на меня взгляд, вздрагивала подслеповатая биологичка, оторопь ее быстро сменялась улыбкой.

Лиска взялась за работу. Ей нужен был мир, и желательно – весь. Глядя на меня голубыми бездонными блюдцами, она перекинула за плечи рыжую косу и сказала:

– Бедняжка. Так тяжко, наверное, жить, зная, что все общаются с тобой по необходимости…

Она быстро завоевала симпатии класса. Прекрасно училась, легко помогала другим. С улыбкой: просто я люблю вас, ребята!

Парни ходили за ней по пятам, историк ронял очки всякий раз, когда она выходила к доске, а физрук застывал двухметровым столбом посреди зала, когда наша нимфа появлялась на тренировке.

А я как будто попала в аномальную зону. Отношения с учителями испортились. Не сами: кто-то помог, подмахнув, где надо, рыжим пушистым хвостом.

Физик в портфеле обнаружил карикатуру: пузатый гуманоид, похожий на него, катит в летающую тарелку тележку с трудами Коперника. Об увлечении физика уфологией знали все, как и то, что он стесняется этой, недостойной ученого, страсти. На обратной стороне картинки была моя контрольная.

Химик обвинил меня в разбазаривании реактивов. Я была ни при чем: моя домашняя лаборатория в разы превосходила школьную по оснастке.

Дребезжащим от обиды голосом учительница литературы заявила, что мои суждения о Бунине она находит нигилистическими. Надо ли добавлять, что о почтенном классике я даже не заикалась?

На экстренном педсовете учителя решили, что так драматически у меня протекает пубертат, и дело замяли.

Но осадок остался.

Как-то на перемене наш класс вышел во двор. Я увидела, как на газон вскарабкался, неуклюже перебирая бородавчатыми лапами, великолепный экземпляр Bufo melanostictus и наклонилась, чтобы лучше его рассмотреть.

Кто-то толкнул меня в спину, и я полетела вперед, растянувшись под дружный хохот. Весь класс стоял надо мной. Лиска сказала:

– Чудная картина! Вы с этой жабой созданы друг для друга! – и под общий смех протянула мне руку.

Я встала. Когда мои глаза встретились с ее голубыми льдинками, сказала тихо:

– Иду на вы!

– Что? – переспросила она, но я развернулась и ушла.

Холодный огонь разгорался в моей груди. То было белое пламя мести.

В конце весны мы все ждали бал. Две школы – наша и соседняя, устраивали театральный конкурс и маскарад. Несложно угадать, кто стал нашей примой.

Лиска репетировала круглые сутки. Я бы вообще предпочла пропустить эту клоунаду, но директриса настаивала, чтобы были все.

– Кем ты будешь? – спросил меня кто-то.

– Бабой Ягой, – ответила я.

Мысль, и вправду, была неплохая: на фоне фей, принцесс и цыганок, в которых нарядятся другие девчонки, этот костюм хотя бы не будет банальным.

Одной из моих одноклассниц позарез нужна была годовая пятерка по физике, а бедняжка не могла отличить ускорение Кориолиса от банального «g». Я помогала ей разобраться с векторами, когда она вдруг шепнула мне:

– Эльза…

Я говорила вам, что матушка назвала меня Эльзой? Потрясенная кончиной канарейки, мама решила, что лучше будет сразу назвать вещи своими именами. Популярная когда-то песня решила мою судьбу. Безобразная Эльза. Мама всегда питала слабость к рок-музыкантам.

– Эльза, – сказала мне девочка, – я хочу предупредить тебя. Она задумала вот что…

Узнав, что я хочу нарядиться Бабой Ягой, лиска и тут решила меня уесть. В финальной репризе она выбрала себе именно эту роль! Она не терпела соперничества даже здесь! Мне пришлось срочно менять свои планы.

В тот майский вечер школа гудела, как улей. Все готовились к маскараду.

Я тоже. Кроме костюма, было несколько технических приготовлений и разговор с директором школы:

– Эльзочка, – сказала Анна Францевна, сжимая в руках платок, – Эльзочка, ты уверена, что эта музыка подойдет для финального шоу?

– Анна Францевна, это Вагнер, – ответила я, – что может быть лучше классики?

– И еще… твой… костюм, – директриса бросила нервный взгляд.

– Он мне не идет?– я искренне огорчилась, – поверьте, я очень старалась. Он плох?

– Не то, чтобы плох, – она замялась, – но как-то слишком уж… однозначен.

– Однозначен, это хорошо, – ответила я. – Терпеть не могу двусмысленности.

Я вышла на школьный двор. Близилась ночь, но майская темь была разметана вспышками цветных гирлянд. Декорации на сцене, с избушкой на курьих ногах, темным лесом и ступой были освещены. Лиске оставался финальный выход.

Я ощутила в кармане тяжесть: в крошечной коробочке заключались плоды кропотливой работы многих недель.

Принцессы и коты, пришельцы, человек-паук и Белоснежка, пираты и даже один гигантский хотдог – все танцевали и ждали финального шоу.

Но я увидела только его.

Наверное, этот мальчик учился в соседней школе – раньше мы никогда не встречались. Но его костюм поразил меня в самое сердце.

Он стоял, длинный и тощий, в обшарпанном сюртуке и шарфе, завернутом вокруг шеи. Чудовищные башмаки-развалюхи были обмотаны бечевой. Длинный нос поник. В руках он сжимал портфель, безучастно глядя вокруг.

Он увидел меня. Его глаза расширились.

Я шла к нему через двор, и все: короли, трубочисты, бэтмены и стрекозы, смолкали и уважительно расступались. Я подошла и сказала:

– Здравствуй, Ганс-Христиан. Я узнала тебя с первого взгляда.

– Здравствуй, – пробормотал он, – удивительно, что ты поняла, кто я…

– Так я и представляла себе великого сказочника в начале пути.

– А другие решили, что я нарядился нищим, – и мы засмеялись.