Виктория Волгина - В чужом пиру

– Прощайте, я умираю!

Так домаялись до утра, пока не приехала Тоша, не поставила диагноз и не назначила лечение. Ослабевшая Женя лежала в постели и шептала:

– Я умираю, у меня краб.

Лера ничего не понимала:

– Женя, ну что ты выдумываешь? Какой краб?

Всё поняла Тоша:

– Дочка, – сказала она, – эта болезнь называется по-другому, у тебя её нет и никогда не будет.

Тут и Лера поняла, что Женя имела в виду рак. Время спустя Лера часто смеялась, вспоминая этот Женин «краб».

За лето Женя окрепла, ни разу не болела ОРВИ, чему была подвержена, стала хорошо читать, научилась писать, и Тоша была очень довольна.

– Замечательная няня, – сказала она о Лере в агентстве.

Много поделок появилось за лето, и много прочитано прекрасных детских книг. У Тоши имелись основания быть довольной.

Три месяца моталась Лера в Подмосковных электричках. В субботу – из дачи в Москву, в воскресенье вечером – из Москвы на дачу. Три месяца перед глазами вместе с поездами мелькали кадры из жизни Москвы и Подмосковья.

Вот вагоны из Москвы, набитые пенсионерами-дачниками. Пенсионеры, как положено, жалуются на жизнь, опасаясь, как бы не сняли с должности Лужкова, а с них бы не сняли доплаты.

Вот вагоны в Москву, набитые теми, кто едет на работу с озабоченными усталыми лицами. И подмосковные пенсионеры, горько сетующие, что не получают доплаты. Здесь же, в духе времени, беззастенчивая девица на весь вагон кричит по телефону о том, что подцепила влиятельного мужика, который может ей устроить «ипотечку» в Москве.

Вот музыканты, бродящие по электричкам в поисках заработка. Если правильно сориентируются, запоют и заиграют нечто, соответствующее контингенту вагона, то окупят сорванные голоса.

Вот череда попрошаек: пьяниц, мнимых калек, юродивых. Эти собирают меньше музыкантов, поскольку уже давно разоблачены.

А вот орава краснорожих, пьяных фанатов «Спартака» возвращается с матча и почему-то целиком набивается в Лерин вагон. Возраст их самый разный – от сорокалетних мужиков до совсем юных мальчишек и девчонок. Но пьяны все одинаково, и бутылки водки продолжают ходить по рукам. Один, двухметровый, с лужёной глоткой и особенно краснорожий – заводила. Он периодически вскакивает с места, взмахивает рукой, и хор соратников орёт речёвки, в основном матерные. Или же мальчишки и девчонки, обнявшись за плечи, прыгают в проходе под рефрен, где шлюхой обзывается певица, жена футболиста. Речёвки становятся всё более матерными, в соответствии с выпитым. Лера долго терпит, но всё-таки не выдерживает:

– Сейчас же прекратите! (Голос тоже имеется!) В вагоне, кроме вас, есть ещё люди и среди них – дети!

Двухметровый свирепо косит глазом на Леру и тут же обкладывает её изощрённым матом. Потом взмахивает рукой, и глупые мальчишки и девчонки подхватывают мат. Двухметровый порывается к Лере, но среди стада находится кто-то разумный – останавливает горлопана. Парень напротив, обычный пассажир, тихо говорит Лере:

– Вам повезло, что «Спартак» сегодня выиграл, а то бы вас просто выкинули из окна. С ними очень опасно связываться.

На остановке в вагон входят два мальчика с гитарами и, правильно сориентировавшись, начинают петь «Катюшу». Вагон с рёвом подхватывает, топает в такт ногами, на мальчиков сыплются деньги. Проносясь мимо остановок, ревущий вагон вызывает изумление людей на платформах.

Подступившая осень ставит точку на дачной жизни Леры и Жени. Состоялся переезд в Москву. И месяц, на который договаривалась Лера, растянулся на четыре, вплоть до Нового года. Женя отвергала одну няню за другой, не желая расставаться с Лерой. А Лера не могла бросить Женю, так как бросать её было не на кого. Девочка пошла в садик и очень тяжело там адаптировалась. Как все садиковые дети, она сразу начала болеть, и Лера почти все три месяца работала сиделкой при больной Жене. Тем не менее это не повлияло на их занятия. Тоша резюмировала:

– Молодцы! Замечательные успехи!

От однообразия и переутомления Леру спасало то, что Тоша была книгочей и имела библиотеку. Лера ночью упивалась Улицкой, до сих пор считая «Дочь Бухары» маленьким шедевром.

Болезни никак не способствовали укреплению Жениной психики. А тут ещё у Тоши завязался роман. У неё начался, по определению Леры, «розовый период» в прямом – поклонник задаривал её букетами роз – и переносном смысле. Тоша вся светилась. С одной стороны, как будто принимая маминого избранника, Женя начала выкидывать такие коленца, что у Тоши и Леры волосы дыбом вставали. Однажды Тошин друг пригласил её с Женей на дачу к знакомым. Так Женя там никому не давала спать ночью, а утром сказала хозяевам, что они «дураки во всю спину». Тоша готова была сквозь землю провалиться. Они с Лерой по вечерам держали советы, что делать с Женей. Обе понимали, что Женя, необыкновенно привязанная к Тоше, ревнует её, не хочет ни с кем делить и старается выжить претендента на любовь и внимание матери.

Тут ещё в борьбу включился Тошин муж. Он не шёл с Тошей ни на какие соглашения и заявил, что развод она получит только через его труп. А уж если Тоша всё же подаст на развод, то это ей обойдётся очень дорого в прямом смысле. Обстановка в доме стала раскалённой, Тошины нервы натянулись струной. Она стала частенько срываться на Леру и Женю. Тоша была между трёх огней, а Лера между ними всеми. В этой ситуации положительным было лишь то, что у Тоши была взаимная любовь, её избранник имел серьёзные намерения и планировал детей.

В таком составе Лера их и оставила, распрощавшись со всеми четырьмя персонажами семейной драмы. В её отсутствие, на длинных январских каникулах, Тоша подыскала-таки новую няню, и Жене ничего не оставалось, как принять её.

Приезд домой был радостью, но недолгой. Предстоящая свобода пугала. Да и проблемы, которые Лера хотела решить, уже не решались – опоздала. Только прожив дома некоторое время, отоспавшись и отдохнув, Лера ощутила, как крепка петля лассо, затянутая на её шее Москвой. Оказалось невозможным жить на жалкую пенсию и работать так же, как в Москве, получая за это в десять раз меньше. Лера пережила настоящую ломку, бедствуя, но не придя ещё к мысли опять оставить дом. Проплакав и проболев всю весну, в мае вдруг махнула рукой: «Устроюсь работать в Москве на лето, как с Женей!» И позвонила опять в своё агентство.

Ей ответили, что есть один заказ на три летних месяца к мальчику шести лет. Но жить эти три месяца нужно в Италии. И собеседование – через день. Сломя голову помчалась Лера за билетами на поезд. Кое-как, на полке у самого туалета, добралась до Москвы. Бегом, опаздывая, понеслась на собеседование.

Мама беседовала с претендентками в холле дома. Видимо, претенденток оказалось много – мама предложила собеседование через неделю. А Лере в то время негде было жить в Москве, и она уехала домой. Через неделю снова двинулась в Москву.