Алексей Лужков - В шаге от бездны. Том 1

– Вся ответственность на мне. Я найду, что сказать Капитулу и Великому Магистру.

Верный Флом помедлил, затем кивнул:

– Как прикажите, ваше превосходительство.

Едва заметным жестом он подозвал пару рыцарей. Воины без слов ухватили коменданта под руки. Мужчина не сопротивлялся, лишь один раз обернулся в сторону своего дома. В окне бледнели лица его жены и дочери.

– Что делать с родными? – поинтересовался Флом.

– Пусть смотрят.

По команде Флома двое рыцарей зашли в дом, и вскоре вытащили наружу родных коменданта. Жена Грама, извиваясь в истерике, попыталась добраться до Лукана:

– Изверг! Сволочь! Тварь! Чтоб ты сдох! – зарычала пухлая женщина, плюнув в командора. Слюна не долетела, но жена Грама тут же пожалела о своей дерзости. Ближайший к ней рыцарь от души врезал женщине в челюсть. Она обмякла, теряя сознание. Ее дочь, захлебываясь слезами, бросилась к матери, но другой рыцарь удержал ее, грубо схватив за талию.

– Спокойно, деточка, с мамой все будет хорошо, – зашептал он ей на ухо, показав в усмешке гнилые зубы. Затем, будто опомнившись, обратился к Лукану, – Ваше превосходительство, может, мы с ребятами развлечемся немного? Девка конечно страшная, но мы баб уже несколько месяцев не пользовали…

Лукан повернулся к Флому. Остекленевший взгляд говорил лучше всяких слов.

– Он недавно в отряде, – виновато пожал плечами адъютант, – не знает порядков.

– Сейчас узнает, – посулил Лукан. – Повесьте этого ублюдка рядом с комендантом. Я не потерплю насильников в моем гончем крыле.

Рыцарь немедленно выпустил девчонку:

– Командор, я пошутил, это была ошибка…

– Вздернуть.

Несостоявшийся насильник был тут же скручен товарищами, и отправлен вслед за комендантом.

– Сурово, командор, – заметил Флом, провожая взглядом обреченного воина.

– Зерна от плевел, – сказал Лукан, кладя руку на плечо адъютанта. Флом кивнул, по-собачьи преданно глядя на своего командора.

Возле трактира, где недавно выпивали поверенный Вернер и знаменитый наемник Ранхард Трижды Повешенный, рос кривой клен. Дерево болело – время и дыхание Тени превратили его в скрюченного, обросшего грибами-паразитами мертвеца, нижние ветки которого теперь облагородили парой петель. Под ними услужливо разместили два чурбака с застарелыми следами от топора. На верхушке клена примостилась черная ворона. Мокрая, с торчащими во все стороны перьями птица оглушительно каркала, ожидая угощение.

Командор Лукан бесстрастно наблюдал, как на шеи подсудимых накидывают грубые, ворсистые петли. Конопляное ожерелье, казалось, совсем не интересовало коменданта. Рыцарь наоборот пытался что-то лепетать, ловя угрюмые взгляды бывших соратников.

К месту казни приволокли жену и дочь коменданта. Первая все еще приходила в себя после рыцарского удара. Она едва шевелила разбитыми, вздувшимися губами, цветом похожими на две переспелые сливы. Чепец на ее голове сбился, платье промокло и отяжелело от влаги. Дочка выглядела чуть получше. Она перестала плакать и замкнулась в себе. Рыцарям пришлось тащить ее, так как девушка отказывалась передвигать ногами. По дороге они ее уронили, и теперь ее серое льняное платьице покрывали жирные грязевые потеки.

Воины Ордена тычками и окриками согнали обитателей форта к месту экзекуции. Грустный трактирщик, гарнизонные шлюхи, обслуга, пленные солдаты – все они столпились вокруг перекореженного клена, взирая на орденское правосудие. С неподвижным лицом командор Лукан отдал приказ:

– Давай!

В последний момент он встретился взглядом с комендантом. В глазах Грама трудно было что-то рассмотреть, но командор знал – в них застыла чистая незамутненная ненависть. Уже пятнадцать лет он наблюдал одно и то же. Неважно, с эшафота, у придорожного столба или под таким вот деревом, взгляд людей всегда оставался одним. Полный подсердечной ненависти и смертельной обреченности. Лукан привык к этому. Во имя своего Ордена он был готов терпеть людскую злобу и презрение. Командором двигала непоколебимая уверенность в правоте возложенного на него дела. Благодаря этому, его путь стал дорогой виселиц, плах и костров. Путь истинной, как он считал, справедливости не делившей людские поступки на хорошие и плохие. Каждому должно было воздастся по заслугам. Однажды такой день наступит и для него. И он готов его встретить. Во имя Ордена. Во имя Света. Во имя Вознесенных.

Из-под осужденных выбили чурбаки. Почти синхронно комендант и рыцарь завертелись в петлях. Сведенные спазмом языки вывалились наружу, глаза полезли из орбит. Лица быстро налились бордовым, затем посинели. Ноги висельников, связанные у щиколоток, бешено раскачивались над землей. Из штанины коменданта лениво вытекла струйка мочи. Дочь Грама, завыв раненым зайцем, вырвалась из рук рыцарей, и бросилась к ногам отца.

Флом подошел к командору. Его ясные глаза подернула тень.

– Какие будут дальнейшие приказания, сир?

Лукан пристально смотрел на висельников.

– Сжигаем форт, затем выходим на тракт.

– Будем ловить Вернера?

– Нет, пускай другие ломают ноги по лесам. Мы отправили за ним двадцать человек, но я не верю, что они найдут его в этой чаще. Дай Кадарн Меченосец, сами бы вернулись. У меня другая идея. Мы поедем в Вальдштадт. Наш поверенный наверняка попытается пройти околицами, но Вальдштадта ему не избежать.

– Гранцдорф? Он может свернуть туда, – предложил Флом.

– Прямиком в нашу командорию? Слишком рискованно.

Лукан задумался. Адъютант в почтительном молчании ждал решения господина.

– Флом, – Лукан расправил плечи, – пошли-ка птицу капитану Бреверту, мне нужно больше людей.

– Будет исполнено. Текст?

– Продиктую позднее, – Лукан еще раз посмотрел на повешенных. Дочка капитана так и сидела у ног своего отца. Она обняла его грязные ступни, и что-то исступленно бормотала.

– По дороге в Вальдштадт я очень хочу нанести визит его светлости барону Огюсту фон Левенгауту.

Мстительная фраза Лукана не сулила барону ничего хорошего.

Изящный трехмачтовый флейт, сбавив скорость, грузно заходил в Гвингаэльскую гавань. Над грот-мачтой судна дерзко развевалось знамя с парящим белым соколом на небесно-голубом фоне. На вантах суетились матросы, хватко сворачивая марсели и брамсели. Их подстегивал громоподобный окрик боцмана. На судне царила суета, которая бывает только при заходе корабля в порт. По палубам беспрестанно сновали туда-сюда озабоченные мореходы: перетаскивали груз, возились со шкотами и фалами, крепили концы.