Роман Корнеев - Боги Иторы

Или взгляни на эту гору. Она кажется подпирающей небеса, она спорит с безжалостной Кзаррой и бросает свою неумолимую тень на лик Иторы. Таковы Сильные этого мира. Ты всегда презирал их за эту непомерную гордыню, за этот мелочный страх, который заставляет Богов швырять в смертных камнями с заоблачных высот. Теми самыми камнями, чьи осколки составляют потом жемчужины коллекций Игроков. А между тем внутри – пустота залов и пыль коридоров, серые мумии тех, кто служил своему божеству верой и правдой, подспудно истачивая его нутро, высасывая силы, заставляя думать день и ночь лишь об одном – как бы устоять, не рухнуть внутрь себя от единого порыва утреннего ветерка.

Сегодня на лике Иторы бушевал ураган, и вряд ли в силах простого барда понять степень того ужаса, что ярился в умах Сильных. Что им наши жизни… что?

Но ведь и эта восставшая непонятно с какого дна сила тоже – страх, ненависть, бессильная злоба и власть, власть, власть… Власть над кем? Да над нами, людьми, вне зависимости от того, в какие игры мы играем…

Дилемма.

Ксанд похлопал нервного своего иноходца по холке.

Вот лежит девушка, которую он не уберёг от этого пекла. Молодая, сильная, талантливая, она может попытаться справиться с наваждением чужой силы сама, а может и переступить через самоё себя, раз и навсегда разрушив всевластие Сильных… кого ты обманываешь, Ксанд? Она обречена погибнуть в муках, попутно погубив сотни тысяч невинных, и ты ей волен помочь лишь в одном – позволить умереть раньше, чем будет погублена её душа, уже сейчас разъедаемая ядом всевластия. Вот он, твой единственный долг.

Ксанд поднялся в седле, перехватывая из-за спины чехол своей неразлучной лизанны.

Тонкий изгибающийся гриф, три толстых струны из волоса лимы , семь туго натянутых из чёрного серебра, такие же колки, рукоять ворота, обитого дублёной бормочьей кожей, клавиши из клыков ургуара, резонатор работы мастера-самойи. Инструмент, звучащий так, как того желает исполнитель. Иногда – мощно, яростно, подобно вою лютой зимней метели, иногда – тихо и печально, так звенит резун-трава у заброшенного надгробья. Лизанна побывала с ним во множестве переделок, вбирая в себя дрожь его нервов.

Почему он так редко брал в руки драгоценный инструмент?

Сколько пролетевших мимо лет ему было не до неё, превратившуюся в источник кое-каких денег на крайний случай? Слишком много эмоций, которые он не мог себе позволить? Куда делись те сотни песен, что хранила его память?

Вопросы не нуждались в ответах.

Его путь достиг берега Мёртвого моря, спустившись к самой кромке поднявшихся на время прилива тёмных вод. Ксанд ничуть не удивился, обнаружив едва приметный грот, уводящий куда-то вниз в сторону от берега.

– Здесь впадает в Море подземная река, я прав?

– Да, всё простое – просто, бард.

Они направились вниз.

Там их ждала ладья. Обычная двухместная деревянная ладья, с коробом для поклажи, с голыми скамьями и парой вёсел о широких лопастях. Они погрузились и, оттолкнувшись от берега, мерно закачались на волнах. Река казалась недвижимой лентой тёмного стекла, протянувшейся в темноту. Горец сделал лёгкое движение веслом, и их понесло, так настойчиво и, вместе с тем, неощутимо. У каждого народа свои пути.

Ксанд перекинул через плечо ремень любимого инструмента, немного поразминал пальцы, пару раз крутанул ворот.

Вот отражение всех твоих мыслей, твоя сила и твой дух.

Скользит лодка по тёмным водам подземной реки, текут мысли, пальцы гладят клавиши, ещё не решаясь также тронуться в путь.

Волшебные изгибы и переливы мелодии… о, он знал в них толк, вот только редко выдавались случаи показать это во всей красе. Почему? Что за судьба у него такая, махать мечом, лезть подчас в самое пекло с единственной целью – выжить. Звание Игрока – это такой приговор для человека, указывающий ему не иметь больше друзей – только товарищей по несчастью, обрекающий не наживать привязанностей – только могильники в хладном камне, заставляющий давать зарок не иметь желаний и планов.

Выживать. Надеясь на шанс.

Или опасаясь его? Страшась?

Нет.

Он не станет бояться того, что ещё только подступает. Спи, девочка, спи, тебе нужно немного отдохнуть.

Под гулкими сводами разнёсся первый уверенный аккорд.

Время звона клинков для него закончилось, началось время песен.

Ксанд устало вздохнул. Никак он не мог найти среди походных сум свёрток загодя запасённой чистой ткани. Следовало омыть тело Тильоны, умастить, как то положено, благовониями, завернуть в чистое полотнище. Что потом? Привязать к ногам тяжкий камень да опустить в бездонные глубины подземной реки? Сжечь её останки в погребальном костре, доверив быстрому ветру пепел, пусть эта юдоль страдания больше никогда не проснётся к новым деяниям пред ликом Иторы?

Неважно. Против судьбы не пойдёшь – та сила, что была повержена обратно в сковывающее небытие, найдёт путь навстречу живому. Сколько кругов она ждала, и ещё подождёт. Надежда лишь на то, что ещё и ещё раз будут вставать на её пути сыны и дочери Средины, как встала Тиля, как встал он сам. А если нет… что ж, по крайней мере они попытались сделать всё, что в их силах.

Смешно, но он даже не знал сейчас, каким Богам молиться, под его руками хрустело белое накрахмаленное полотно, а вокруг шелестела тишина – страшно тихо, очень страшно. И пусто. В такие моменты хочется найти силы где-нибудь вовне, черпнуть оттуда полную ладонь свежего, яркого огня… ни ему, ни несчастной девушке этого не было дано. Но ведь именно потому всё закончилось подобным образом. Пустотой, беззвучием, безветрием, страхом.

Нет, она не станет небесами, и она не станет глубинами. Ей суждено тлеть здесь, рядом с пещерой, сокрытой от всех поднебесных Сил, что терпела на своём лике Итора-мать. Только так яд, едва не вырвавшийся на волю, сможет надолго заснуть. Сил для того, чтобы ему восстать к жизни, здесь больше не оставалось.

Ксанд собрал вещи, перекинул за спину зачехлённую лизанну, взял в руки обнажённый меч и замер у порога. Он медленно и напряжённо поклонился белеющему савану, словно хотел что-то напоследок сказать… но передумал.

Всё так же, с оружием наперевес, он вырвался наружу, будто собирался встретиться лицом к лицу с неведомым врагом. Прямо здесь и сейчас.

В Лазурных горах стоял туман, но Ксанд не обращал внимания на боль в ушибленных о неразличимые во мгле камни ногах. Не понимая, куда он мчится, бард слышал только собственное хриплое дыхание, бежал, бежал сломя голову.

И вдруг замер, по пояс провалившись в ледяную до боли в сведённых скулах воду.

Отчего его клинок обнажён? Ксанд, да в своём ли ты уме…