Андрей Вейц-Ветер - Пламя в парусах. Книга первая

Только тогда мне случилось взять себя в руки.

– Проклятье… – выругался я прямо при священнике. В глотке встала вязкая как сосновая смоль слюну. – Быть может… Быть может это были какие-то новобранцы?.. Или просто отряд такой разудалый, что позволяет себе всякие бесчинства, а, преподобный?!

– А? Что? – вопросил отец Славинсон, будто позабыв, что я еду с ним. – А-а!.. Ох не знаю малыш Неро. Не знаю, и, видит Гайо, знать не хочу! Пускай идут своей дорогой.

Я отвернулся от преподобного и вновь взглянул на пустующую ныне дорогу. Озноб сотряс моё тело, хотя всякий ветер давно притих. Пальцы сами сжались в кулаки.

– Идут в Падымки… – заметил я. Куда ж ещё им было идти этой дорогой? – И ещё этот наёмник… Отец Славинсон! Может… может повернём обратно, как думаете?!

Я аж сам от собственных слов вздрогнул. Преподобный повернулся и уставился на меня, аки филин на полёвку. Мне показалось, что сейчас он разразится бранью, – впервые на моей памяти! – но старый священник справился с порывом и ответил рассудительно:

– Ну, повернём мы, и что с того?.. И дальше-то чего делать будем, а?

Никакого ответа я, разумеется, дать не сумел. Опередить гвардейцев у нас всё равно возможности не было, да и будь оно иначе, к чему бы это привело? Гвардейцы могли бы порешить, что мы хотим предупредить своих и скрыть какую-то тайну, а это ни к чему хорошему точно бы не привело.

Я вновь закутался в плащ, стараясь выкинуть из головы всё неприятное. И, стоит признать, мне это почти удалось. Не так сложно оказалось убедить себя в том, что нам просто попался отряд самых смурных гвардейцев на всём Драриндаине. И покоя мне не давала только одна лишь мыль: что же это был за наёмник такой?

Ведь, насколько я знал, к услугам профессиональных наёмников гвардия никогда не прибегала. Не было у командования перед Наместником таких правов.

До паромной переправы мы добрались уже сильно затемно. Дожди и холодные ветра отступили, однако горизонт по-прежнему играл отсветами далёких молний, донося до нас их гневное эхо. Призрачная тоже отправилась восвояси, и с её уходом хоть чуточку потеплело, а в небе на ночную свою вахту заступила Первая – Истинная эксилийская луна.

Но и она лишь мельком выглядывала из-за туч, отчего и темень стояла – хоть глаза выкалывай. Я даже решил, что отец Славинсон правит телегой исключительно по памяти, потому как или же оно так, или выискивал он дорогу по чавканью грязи из-под осей. Хотя, сегодня и в такое несложно было поверить! Фонарь он зажигать не стал, и, признаюсь честно, я тому только порадовался. В темноте оно как-то поспокойнее. Гнёт неприятной встречи всё ещё довлел надо мной, и, даже выбросив из головы всё что можно скверное, я то и дело бросал взгляд на дорогу, что тянулась позади. Боясь – и единовременно надеясь, – разглядеть там отсвет факела того самого гвардейского патруля.

Однако час поздний брал своё. Совсем скоро я окончательно выбился из сил: стал клевать носом и с трудом удерживал глаза открытыми.

В очередной миг, когда тяжести собственных век мне пришлось уступить, передо мной наконец-таки и выросла долгожданная переправа. Выскочившие паромщики – и люди, и дворфы, – как и всегда были приветливы и бодры. Часть из них бросилась к телеге; остальные же принялись подготавливать паром к отбытию. «Разводили пары», – как они сами это называли, хотя ни огонь, ни пар тут были совсем не причём.

Паромная переправа работала постоянно, однако ночью воспользоваться её услугами стоило заметно дороже. Основными её клиентами являлись дворфы-торговцы, чьи Великие врата – «Величии», как они сами их называли, – в подгорье до того удачно расположились по эту сторону речного русла. Именно с них-то, как мне поведал один низкорослых бородач, и «…драли как c графьёв!». Меня всегда забавляло и удивляло, с какой это лёгкостью дворфы обирают своих же соплеменников, но, по-видимому, такие нравы, и всяческое им подобное, были у них в крови, перетекая с молоком матери.

Эль распрягли и ввели на паром под уздцы; телегу вкатили руками. Для парочки крепких дворфов было это так же легко, как и кружку пива опрокинуть.

И вот, настало время оплаты.

Переправиться с берега на берег стоило десять гион с человека. Ночью – двадцать. За проход телеги или экипажа брали ещё двадцать гион; а если с грузом – то все пятьдесят. Плюс наместнический налог, досмотр, торговые пошлины и неустойка за внеочередную отправку полупустого парома. И того выходило сто сорок гион – а деньги то были весьма внемалые. Коли нашёлся бы глупец, совсем не думающий о будущем, то на эту сумму мог бы он дней десять жить безбедно – пить не самое плохое вино и щедро закусывать добрым окороком, – покуда б не обнищал.

К счастью, немалую часть расходов брала на себя торговая фактория, и стоило только показать подписанную договоренность, как сумма эта уменьшалась на треть.

Зазвенело. Это, ясное дело, звенели монеты; преподобный расплачивался с паромщиками, отсчитывая чистой медью, грязным серебром и черновыми плату за нашу переправу, а те, в свойственной им манере, пытались урвать лишка. Обычное дело. Благо отец Славинсон в этом вопросе был тем ещё калачом тёртым! Как обычного простака его не обсчитать. Я к тому времени уже почти что спал, – почти что уже третий сон смотрел! – однако, прежде чем окончательно погрузиться в мир грёз Саматара, оставалось и у меня ещё одно дело, которое не должно откладывать на потом.

Потому-то и приходилось мне себя пересиливать, пока они там спорили.

Наконец, о цене договорились: отец Славинсон высыпал в руки паромщика с пару дюжин черновых, чутка меди, да и серебра отсчитал. На том и порешили. И когда вполне себе довольный паромщик проходил мимо, я, прямо из телеги, ухватил его за рукав:

– Добрый человек, – заговорил я спросонья, – скажите: а не вы ли перевозили тут отряд гвардейцев сегодняшним днём?! Мы на таких наткнулись часа эдак полтора назад.

Но в ответ он только головой помотал. Сказал, что никакие гвардейцы паромом вот уже больше недели не переправлялись, и от тех слов у меня ажно кровь с лица отхлынула. Скверно сталось на душе. Про себя я даже решил, что этой ночью уснуть уже не смогу, – всё из-за дум и переживаний! – но усталость распорядилась на свой несправедливый лад.

Как мы перебрались через реку я уже не запомнил, как добрались до постоялого двора – тоже. От переправы до него было часа два-три ходу, так что, по-видимому, на месте мы оказались уже с самой ранней зарёй. Себя я обнаружил на конюшенном сеновале, прямо над стойлом, где отдыхала Эль; но удивляться тут было нечему – такая ночёвка обходилось втрое дешевле, нежели снимать комнатушку, вот и вся хитрость. Отец Славинсон дрых неподалёку, в телеге.