Алексей Глазырин - Я не местный. Книга первая. Плач младенца. Историческое фэнтези

Рассуждая так, подумалось, что дух, душа, тело, с начало возрастают совместно, до определенного возраста, а затем организм начинает угасать, а вот дух и душа, могут как продолжать возрастать, так деградировать.

Вот такие мысленные эквилибристические выверты у меня выходили, в общем в итоге я сам себя убедил, что ни в кого не переселялся, просто слегка сократился в размерах и в возрасте, но именно в своем теле, а то что это мое сознание имело ум пятидесятилетнего человека, находясь в этом теле, так это, логически то же можно было бы объяснить.

К примеру, логика могла быть хотя бы в том, что нет никакого смысла кого бы то не было переселять в младенца, хотя, как сказать, может и есть смысл, хотя бы в том, что сие бессмысленно, впрочем, в сем умозаключение есть исключение самой логики, в общем в результате наступал логический тупик.

Посему рассуждения как правило, прерывались, и тогда переходил к решению первой половины заданного самому себе вопроса, а как так получилось.

Что бы ответить приходилось напрягать память и вспоминать, то что со мной произошло, еще в том моем взрослом состоянии.

Последнее что я помнил, это дурацкий разговор в парке на скамейке с каким-то благообразным седым старичком, с православными четками на руке, и с пронзительным взглядом, который подсел ко мне на лавочку в парке, предварительно спросив разрешение.

Память перенесла в тот летний, солнечный, июньский день.

В свой полтинник с хвостиком Иван, оставался все тем же Ванькой, конечно годы оставляли свой отпечаток на физиономии, но внешне Иван был поджарым мужчиной, брюха, то бишь трудовой мозоли, или иначе пуза, не было и даже вовсе не намечалось.

Более того, Иван до сих пор посещал спортзал, и даже не ради здоровья, а ради друзей. Была у него компания спортивных фанатов, примерно его возраста, из бывших спортсменов всяких разных видов спорта, где махали кулаками, ногами, и другими частями тела.

А вот внутреннее, душевное состояние было отнюдь не юношеское, не было былого энтузазизма, он перегорел, пропал интерес к жизни. Нельзя сказать, что его заело одиночество, просто не было в жизни ни каких целей. Верней цели конечно же были, но все они сиюминутные, так сказать на потребу. Не было настоящих, глобальных, что ли, целей, а их отсутствие приводило к осознанию бессмысленности существования. Иной раз на него накатывала какое-то отупение безысходности. И это случалось, все чаще и чаще, и в такие моменты поглощающей апатии, было абсолютно плевать на все и вся, но и это не самое главное, а главное терялось понимание смысла не только собственного существования, но и смысла существования всего окружающего мира.

Вот и в этот раз, не смотря на то что был замечательный погожий летний день, к тому же очередной нововведённый праздник, а он полчаса назад зашёл в разливайку и накатил сто грамм для поднятия настроения, да и повод, как говорили нынешние, днюха, но оно никак не хотело подниматься, а даже наоборот, только испортилось.

А испортиться настроению было от чего, вот уже почти месяц как Ивана Ивановича сократили на его старой работе, и он нынче числился безработным, со всеми вытекающими, что естественно не способствовало поднятию настроения.

История Иванова увольнения была банальна, по современным реалиям. В руководство предприятием пришли, по Иванову пониманию, молодые всезнайки, в головах которых варилась каша из всевозможных новомодных клише из сферы маркетинга, впрочем, если отбросить невменяемою терминологию, то становилось все просто до безобразия, пилим и тырим все, что можно по пилить и по тырить. Но в сем деле ни чего нового, для этого мира не было, но эти ко всему прочему еще и компьютером по голове ударенные, то есть молятся на этот самый компьютер.

А Иван в очередной раз попытался, нет не встать на пути беспределу, а просто слегка намекнуть на совесть вышестоящим менеджерам, на что у тех была естественная реакция, итогом которой и было увольнение, и кому про совесть было говорить, этим компьютерным сектантам, да у них виртуальный мир в башках, а у этого мира, совесть как категория вообще отсутствует.

Иван сидел в парке по началу ни о чем особо не думая, просто наблюдая, как гуляет народ, который абсолютно наплевав на мрачного мужичка в кепке сидящего на скамейке, и во всю развлекался, празднуя не понятный праздник.

А затем мысли в его голове снова стали сосредотачиваться на его очередном выверте судьбы. Нет, подумалось Ивану, правильно они меня уволили, не хрен быть белой вороной, или будь как все или не лезь в систему, иначе она тебя пережует и выплюнет, только вот как быть с совестью.

Как там апостол Павел говорил: «…азъ подвизаюся непорочну совестъ имети всегда перед Богомъ же и человеки…». Так откуда это, а вспомнил из Деяний апостолов, речь апостола Павла кажется глава двадцать третья абзац первый, точно. А еще где-то там же: «…языцы… являют дело законное написано въ сердцахъ своихъ, спослушествующей имъ coвести…», а нет, это послание апостола Павла к римлянам.

Как там апостол Павел говорил: «…азъ подвизаюся непорочну совестъ имети всегда перед Богомъ же и человеки…». Так откуда это, а вспомнил из Деяний апостолов, речь апостола Павла кажется глава двадцать третья абзац первый, точно. А еще где-то там же: «…языцы… являют дело законное написано въ сердцахъ своихъ, спослушествующей имъ coвести…», а нет, это послание апостола Павла к римлянам.

Иван вспомнив все это, остался доволен, что память он еще не профукал, и мозги еще не плохо работали, так что рановато еще его списывать в утиль.

Иван вспомнив все это, остался доволен, что память он еще не профукал, и мозги еще не плохо работали, так что рановато еще его списывать в утиль.

Последнее время Иван пристрастился читать Евангелие, причем на церковно-славянском, ему нравилось разбираться в этих завитушках.

Вот если уж сохранил совесть до таких лет, размышлял он, то и не стоит на старость лет, эту самую совесть, в угоду сиюминутных благ, в грязь втаптывать. Да и хрен, с этой работой, где о тебя ноги вытирают, да вдобавок еще и внутренне мараться потребно, найду другую, вон хоть дворником.

Да и совесть с наживой никак не стыкуется, вон Иуда за деньги продал Христа, за тридцать сребреников. А потом повесился. Ибо страсть, погубив человека, его бросает.

Деньги то, как оказывается, полученные путем наживы и стяжательства, являются просто заманухой, они некое магическое средство застилающие умное Око души.