Борис Ковальков - Прогулки по Каэнглум. Роман-сказка

– От пещер ляги. Бесстрашные каэнглумские дети играют в снежки, катаются на снежных досках по ледяным склонам. За ними приглядывают. Головастики ляг детей не трогают, но дети трогают головастиков. А те таскают продукты, ломают оборудование. Подтачивают корни.

Рослый, желтовато-русый Крат, под телячьими папиными ресницами мамины бирюзовые глаза. В сизой рубашке, коричневом жилете, серые брюки в рыжие сапоги. Беловолосый Виерд, алые глаза над синими очками, выше и крупнее. Костюм, плащ и туфли арктических цветов. Они фотографировали в Ветус Туррис по просьбе факультета археологии и теперь шли из подземелий башни по подземному городу.

Крат придумал, что пестрая улица-тоннель, это труба неправильного сечения из свернутой разноцветной стены и необработанной скалы.

Стены напоминали слои и складки пород. Стены неотесанных камней (стиль не имевший определения) сменялись белокаменной резьбой на ровных слоях серого плитняка – обычная каэнглумская готика. Она уступала мерцающим гранитным зернам каменной штукатурки. Фахверк сменялся бревнами и деревянными узорами, серебряными от старости. Природные щели, провалы забраны сплошным стеклом кристаллов и волн современных хрустальных изысков. В природный массив врезали проемы, забирали витражом, вставляли архитектурные детали.

Стеклянные и каменные переходы над улицами. Мостики над протоками и ручьями, а в ручьях светящиеся рыбки. Окна большие и маленькие, круглые, прямоугольные, любой формы на разной высоте, разноцветные рамы, стекла и витражи, витражи… Окна по сводам фонарями нависали над улицами. Колоннады, аркады и ниши, прозрачный, полупрозрачный подсвеченный словно изнутри синий, зеленый, красный… всех цветов камень. Мозаики сменяли росписи, от спектральной детской, до сдержанной барбизонской гаммы. В темных местах – самодеятельная флюоресцентная стенопись гостей незрелого возраста.

Местами труба улицы прерывалась площадью-залом или перекрестком-колодцем с ярким далеким окном вверху, иногда раскрывалась в щель и «потолок» пропадал, этажи и окна уходили в темноту, сверкали разноцветными витражами, блестками смальты, полированным цветным металлом. Зеркала, стекла отражали свет электрический и факелов или улица освещалась только светом окон. Изредка вдалеке по улице или переулку сверкали солнечные пятна, столбы света, веера лучей, как сверкающие отражения деревьев; лучистые пересечения солнечных ферм, это свет проникал через природные и искусственно устроенные световые окна. Там, где своды пещер и тоннелей поднимались высоко, появлялись невысокие дома с черепичными и каменными кровлями. Освещение собиралось внизу и давало темноте уходить вверх. «Можно не боясь, вглядываться в высоту, это действительно высота. Вверху ночь, внизу … и был вечер, день первый … – прошептал Крат и спрашивал: – Чисто и воздух свеж. Куда уходит дым из каминов и печей?»

– Трубы соединяются с верхними, – ответил Виерд, – много природных щелей. Свежий приходит с ручьями и протоками.

Цветы, травка на газонах, цветы в ящиках и горшках на подоконных досках. Дори рассказывала Крату о этих удивительных цветах и травах. «Они связаны с надземными растениями. Мы изучали на уроках ботаники. У них есть все эти хлоро… штуки, но у них не получается зеленеть. Они только белые и красные. У светящихся всегда пышно. Конечно растут и выведенные ; если находится хоть маленький источник света, они могут зеленеть, краснеть, синеть, желтеть. Наверху растения, которым помогают подземные, подземным помогают верхние. Они живут друг другом и на корнях нижних распускаются светящиеся цветы, на верхних – мерцающие ночные. Растут такие и на Дальних островах… прекрасные цветы, но здесь они только в ботаническом саду».

Улица огибала холм, на нём в пятне света рос можжевельник, высокий, верхушка его пропадала в луче света. По склонам холма травка зеленела до тени и дальше в темноту, была будто припорошена снегом, а в темноте, еле видимы, белоснежные с красным цветы и между ними тусклые огоньки светящихся растений.

– Белое с красным здесь мы принимаем иным, – заметил Крат. Виерд моргнул алыми глазами, – оттого, быть может, меня и тянет в эти места?

Звуки не перемешивались, как попало, а сливались в гармоничный ненавязчивый шум. В одном месте – более слышались голоса, в другом – музыка из заведений и окон, где-то шаги, где-то совсем тихо. Друзья шли под эти мелодии.

Но прохожие были редки, в основном взрослые и пожилые мужчины, реже женщины. Дети и подростки – чаще экскурсии и любопытные искатели приключений. Притягивали застекленные витрины уличных музеев и выставок – археология, геология, палеонтология. Появилась скала, совершенно кембрийская, как заметил Крат.

Виерд обратил внимание на карикатуру возле трактира «Три лопаты», подрезанный к окаменелости гигантского аммонита барельеф головы трактирщика Шайтрукса и почему-то подпись «печальный ортокон». Крат задержался, его озадачила полустертая надпись на стене, «…избавь меня до времени от добрых дел, пока я не натворил зла…».

– Решительная юность, – заметил Виерд.

– Подземных жителей не отличить от верхних. Да что я говорю? Не различаю! – рассмеялся Крат.

Проходивший мимо прохожий, улыбнулся Крату.

– Они далеко не подземные, – сказал Виерд, – скорее надземные.

Где Дори нас ждет?

– В кафе под каналом. У выхода к гостинице тетушки Мимы.

– Забираем правее. Вот «корни» ратушной башни. Возьмем по прямой, как раз пройдем к каналу. Крат посмотри, это… это Дори и Галка?

– Это не мы! Здравствуйте господин Любке! Это мы, но не они. То есть они, это – мы! – сказали Галка и Дори, но другие Галка и Дори; легированная Даги и в кресле похожим на царскую колесницу золотоволосая Вирпи. Были и Хейлог, Мелетий, и Майри с книжкой.

– Мы снимаем кино. Здравствуй Крат, тебя искали наши прототипы. Повернись. Не ты Крат Крат, а ты Крат Мелетий. Встаньте рядом. Почти получилось. Мауриц направил запрос в магистрат о предоставлении нам. Чего? Реквизита из музеев и костюмов, не самим же шить? У нас уже есть Мендос и яблочное волшебство Ины. Уговорили даже Шайтрукса и его… м-м… пироги! Он будет играть самого Шайтрукса, представляете? Собрали пол-города и треть Европы. Наврапов, ратмусов, паворимагов нарисуем. Вас господин Любке еще не нашли.

– Пожалуйста постарайтесь, у меня это плохо выходит. Картина о любви? – спросил Виерд серьезно.

– Несомненно. Мы выбираем места, уточняем ремарку, но получается научно-познавательный фильм, – бодро уточнила Даги, а Вирпи добавила, – мадам Ланэн кроит квадратики кадров. Мендос подбирает самые пробирающие истории о любви и скорбях, а Ина утешает пирогами. Сценарий дописываем по мере ловли идей и развития событий.