Денис Ольшин - Волкодлак

Она касается моей щеки своей морщинистой рукой и говорит:

– Кровь варяга передалось тебе от твоего отца, но так же в тебе присутствует кровь, передавшаяся от твоей матери – кровь лютичей. Кровь лютичей – кровь волков. Когда станет одиноко, кровь твоих предков не даст тебе упасть духом и сохранит как твой разум, так и твою душу.

Кровь лютичей? Я всегда считал что мой род идёт от бера – хозяина берлоги и стража лесов. Хотя это сейчас не важно.

Я встаю, кланяюсь ей, как полагается, и говорю:

– Спасибо тебе, хозяюшка.

– Береги себя, Олег, ибо зло надвигается. Пусть предки укажут тебе путь и не дадут упасть. Теперь назад дороги нет. Как только ты выйдешь, твой путь к освобождению своего народа начнётся.

Я кланяюсь ей ещё раз и направляюсь к выходу.

Выйдя наружу, подхожу к ближайшему дереву и облокачиваюсь на его ствол.

Нежить, значит. Возможно теперь, когда я имею представление о враге, мне удастся уговорить тройку-другую человек, вне вече. Начать прочёсывать леса, разводить вокруг ночлежек костры. Теперь они никуда не денутся.

Я отталкиваюсь от дерева и направляюсь в свою родную, едва смыкающую очи деревню. Но уже через пару шагов меня настигает чувство тревоги. Сердце бьётся всё быстрее и быстрее, дыхание учащается, тело покрывается холодным потом. Я останавливаюсь в надежде, если не увидеть своего преследователя между деревьев, трав и земных неровностей, то хотя бы услышать шуршание его шагов по траве. Наконец мне слышаться чьи-то шаги.

Я подбегаю к ближайшему дереву, отламываю ветку, выставляя вперёд острый конец к незнакомцу.

– Кто там? – спрашиваю я твёрдым и воинственным голосом.

– Неужели ты так напуган, что не можешь меня узнать? – спрашивает женский голос.

Этот голос! Прекраснее нет на свете голоса. Носительница его была ничуть не хуже. Она была прекрасна, добра, светла, и она была живой.

– Вера, это ты?

Она подходит ко мне ближе, дабы я смог её разглядеть.

Кожа Веры настолько бела, что трудно сказать, где граница между телом и её белоснежной одеждой. Во взгляде её таится необъяснимая тьма, холод и голод. Улыбка больше напоминает оскал, среди белоснежных зубов видны четыре острых клыка. Её волосы всё такие же светлые, но это единственное, что не подверглось изменению. Но как это возможно, тело её уже больше года предано земле?

Они сделали её…

– Ты упырица!

С её лица исчезает улыбка, и она говорит мне холодным, пронизывающим мою душу, голосом.

– Я присоединилась к тем, кто смог освободиться от смерти и если ты пожелаешь, я могу отвести тебя к тому, кто сделает тебя подобным мне.

– Нет! Не смей ко мне приближаться! – говорю я, вставая в боевую стойку. – Надо было сжечь тебя, вместо погребения!

Она останавливается, смотря на меня разочарованным взглядом.

– Но почему, сердце моё? Неужели ты не хочешь быть вместе со мной?

– Хочу… но не так… Тебе стоило дождаться меня в нави.

Немного погодя я спрашиваю холодным голосом:

– Кто сделал тебя такой?

– А разве это важно?

– Я хочу знать имя того, кто сделал тебя такой. Хочу знать того кому пронзить сердце.

Она хохочет не своим громким звонким, но в то же время глубоким голосом так сильно, что у неё из глаз начинают идти, нет, не слёзы, кровь.

– Что тут смешного?!

Она приходит в себя и смотрит на меня кровожадным, жестоким и самоуверенным взглядом.

– Не будь глупцом, Олег, он очень силён, он старше деда твоего прадеда. Но не волнуйся, ты с ним всё равно встретишься.

– Зачем я вам нужен?

– Нет, МОЕМУ хозяину нужен не ты, а твоя сестра. Даже если бы ты был дома, а не на вече с остальными мужчинами, то всё равно не смог бы нам помешать. И хоть нам было велено убить всех, кто помешает забрать твою сестру, я просила его за тебя и он согласился. Он согласился обратить тебя. Как жаль, что я не обладаю необходимыми силами, дабы обратить тебя прямо сейчас.

– Что?! Вы забрали Надежду?

– Да забудь ты о них. – Говорит Вера пренебрежительным голосом. – Ты им не нужен, но ты нужен мне. Признаюсь, я даже испугалась, когда не нашла тебя в доме, ведь завтра нас уже здесь бы не было и для нас навсегда была бы потеряна возможность быть вместе, но я нашла тебя и сейчас мы одни.

Вера подходит медленными и уверенными шагами.

«Нам было велено убить всех, кто нам помешает забрать твою сестру», – звинит в голове.

Моя Матушка и мой брат мертвы? Нет.

– Не верю, они не могли умереть!

– Но это так, не волнуйся, я лично позаботилась, чтобы они не слишком долго страдали. – говорит она, пронзая меня никогда не свойственным ей холодным взглядом.

Как же она изменилась. Пропитана смертью, жестокостью, лишена всякой жалости. Не верю, не верю, что она такова на самом деле. Не верю, что она убила мою семью, не верю, что моя семья вообще мертва. Она меня обманывает. Я обязан выжить и спасти их.

Она подходит с уверенностью, что я не причиню ей вреда. Хорошо, это поможет мне.

Я остаюсь стоять неподвижно и жду, когда она подойдет поближе. Вера протягивает руки.

Ещё один шаг и ещё. Сейчас.

Левой рукой я хватаю Веру за плечо и тяну к себе, а правой вонзаю в её сердце ветку. Зрачки её расширяются, она замирает и обвисает на моих руках.

Хорошо, ветка пронзила её сердца.

Я кладу её на землю и остаюсь над её мёртвым и прекрасным телом.

Осина. Если ведунья не соврала, её душа свободна. Волосы всё ещё такие же мягкие, а кожа всё такая же гладкая. Грустно. Как же грустно терять её вновь. Как же больно терять любимую вновь. Пусть она стала жестокой, пусть она стала упырицей, пусть она хотела отвести меня к своему повелителю, дабы превратить меня в упыря. Пусть. Я всё равно её люблю, и всегда буду любить.

Из очей моих падает несколько капель, но не больше. Я не позволяю себе рыдать, не позволю себе горевать, не сегодня.

– Прости меня, Вера, прости, что не сберёг. Однажды богиня смерти, Марена, забрала тебя у меня силой, теперь же я молю её, дабы она приняла твою измучившуюся душу в своё царство. Прошу тебя Вера не ищи возмездия, обрети покой.

Я встаю на ноги и смотрю на землянку ведуньи:

– Ты сказала, что если я пойду по этой тропе, то смогу спасти семью. – В ответ мне раздаётся лишь молчание. – Прошу, упокой её тело и душу.

После этих слов поворачиваюсь к дому и бегу что есть сил.

Когда же я наконец-то добегаю до него, то останавливаюсь не в силах сделать ни единого шага, даже не в силах пошевелиться.

Люди бегают с вёдрами, пытаясь потушить разбушевавшееся пламя, охватившее отцовский дом.

Мои родные …. Нет, не могут они быть там. Не верю.

К моим конечностям поступает свежая кровь, возвращая возможность двигаться, и я бегом бросаюсь к дому – мужики, завидев меня, кричат: