Артём Останский - Слово закона. О магах и людях

Кислотный огонь вмиг испарился, оставив ужасающие ожоги.

И…

Тишина. Скупые возгласы затихли вовсе – превратились в напряженное безмолвье.

Изрешеченный десятками силовых стрел Клетус рухнул на мокрую землю.

– Мать моя… – донесся изумленный комментарий Брона.

Божественный, видимо, сам пораженный результатом своего бездействия, – или мнимого бездействия, как после подметил для себя Аэрон, – до белизны сжал кулаки.

– Довольно! – закричал Дарвос поразительно чистым, молодым голосом.

Огромный барьер тут же пропал. На поле боя ринулись два мага-врачевателя; но и без них было ясно – такие ранения не затянуть. Талус, подойдя к телу Секретаря, смиренно ожидал от Божественного вердикта.

Осматривающий тело чернявый молодой лэр что-то сказал пожилой лэрэсе. Та, явно обращенная к Божественному, коротко мотнула головой.

– Объявляю лэра Талуса победителем, – сипло вздохнув, заключил Дарвос.

На следующий день, после очередной церемонии прощания, состоялось еще одно назначение – преемник Клетуса Ирвин вступил в должность нового Приближенного Секретаря.

И хоть тело Аэрона блаженствовало в истоме, голова по-прежнему гудела – это-то и вернуло его к реальности – непомерно много дел свалилось на новоиспеченного Приближенного по внутреннему соглядатайству. Тут отчет об очередном казнокрадстве, там о подозрениях в измене, вновь случай кровосмешения, клеветы, осквернения. На севере лэр в пьяном угаре заживо сжег служанку, – суд его оправдал, – толпа линчевала мужа сожженной за сквернословие в сторону мага; на юге стражники из острога устроили бордель, а капитан закрывал на это глаза; на востоке из вольных княжеств нелегально прибыли беженцы, – местные рэялы умалчивают об этом, эксплуатируя тех за еду, – безработица: среди народа растет недовольство. О чем-то сообщить Белому ордену, о чем-то умолчать, встретиться с кем-то из масрэалов и дать настоятельно-рекомендательный совет, кого-то завербовать, отправить уведомление кому-то из вэяров с просьбой исполнения смертного приговора. Словом, мозги в конце каждого дня кипели настолько, что без сильнодействующих экстрактов заснуть было невозможно.

И ведь до него доходят лишь самые громкие дела! Подумать страшно, сколько менее значимых происшествий не выносится за стены подчиненных ему локальных ведомств, а сколько сплетен из-за отсутствия фактов не доходит и до их ушей. Нет, Титос посвящал его в дела, более того, спихивал часть из них ему на плечи, однако Аэрон и представить не мог, какая паутина соглядатайства окинула Ил Гант. Да захоти, он дословно бы узнал как хмельной крестьянский бред в деревенском трактире, так и интимные беседы какого-нибудь рэяла. С вэярами и масрэалами уже было сложнее. К Приближенным и их преемникам и вовсе почти не подкопаешься – слишком уж хорошо те понимали систему и ревностно огораживали себя от ее глаз и ушей, – хорошо, но не идеально.

И все же даже сквозь полог головной боли к нему просачивались события минувших дней. Аэрон не привык прислушиваться к интуиции, твердо считая ее главным врагом истины, но не мог игнорировать навязчивую мысль – «Титос умер не от старости». Сомнительное письмо, загадочное убийство Дэриалов, не менее загадочные мотивы, вдруг побудившие благодушного Дарвоса не воспользоваться правом вето, Талус… смерть наставника… – все не могло оказаться случайным стечением обстоятельств. «Только дураки верят в случайности, если они относятся к государственным делам», – как прописную истину повторял себе Аэрон. Тем не менее никаких шагов он не предпринимал. Пока не предпринимал. Опасался. Если он стал первым пауком, еще не значит, что он находится в своей паутине.

И не занимало его ослепляющее чувство праведного возмездия; нет, им руководило нечто иное, корыстное, профессиональное, и Аэрон прекрасно это понимал, гордился полным контролем над чувствами. «Но что если это напускное? Что если действительно стечение обстоятельств?.. Стоит ли гнаться за фантомными подозрениями? А если что-то удастся нарыть, стоит ли ради этого рисковать всем?» – смочив горло вином, анализировал он.

Раздался гулкий стук в дверь. На пороге стоял стюард – молодой темноволосый маг с небольшим «конским хвостиком» и остриженными висками.

– Лэр Аэрон, извините за беспокойство, к вам посетитель, – елейно отчеканил он.

– Кого это занесло в резиденцию в столь поздний час? – перебирая в голове варианты, вопросил Аэрон.

– Лэрэсу Гильду. Просила передать – визит ее неофициальный, дружеский.

Аэрон нахмурился. «Дружеский от Гильды? Ну-ну».

– Пусть войдет. И принеси нам еще графинчик халлийского. Только смотри, чтоб кислятиной не отдавало. Ненавижу кислое. И разожги свечи. Не хочу оставаться с ней в потемках.

Аэрон, увидев Гильду, невольно усмехнулся про себя: «Воистину, только в Ил Ганте можно встретить мужской наряд, перешитый на женский лад, как нечто естественное». Уже давно немолодая лэрэса была облачена скромно, но со вкусом, в зеленоватый, прекрасно подчеркивающий цвет ее глаз, кафтан с черными кожаными вставками; на ногах – блистающие чернотой высокие кожаные сапоги; бижутерия отсутствовала, – еще бы, у магов Ил Ганта щеголять в ювелирных изделиях считалось дурным тоном. Лет двадцать назад она наверняка слыла суровой красавицей, а теперь даже не пыталась скрывать старость косметикой.

– Здравствуйте, почтеннейшая лэрэса. Надо сказать, прекрасно выглядите. Чем обязан такой чести в столь поздний час? – Разлив вино, Аэрон уселся за стол и указал гостье на стул напротив. – Прошу вас, присаживайтесь. Вина? – Протянул он бокал. – Должно надеяться, дорога вас не слишком вымотала?

Гильда благодарно кивнула и, отхлебнув вина, тут же заговорила:

– О, вы очень любезны. Нет, не сильно. Благо дорога к вам выгодно отличается гладкостью и прямолинейностью. На совесть строили в Священной Империи! Ну, за Ил Гант! – Чокнувшись с Аэроном, лэрэса отхлебнула с бокала. – Ммм. Блаженство. Великолепное вино. Бьюсь об заклад, халлийское. Сто лет его не пила. Благодарствую. И за вино, и за то, что выкроили время для меня. Особенно если учесть, что у вас, как я полагаю, сейчас дел невпроворот. Искренне вам сочувствую, все же трудно управляться без преемника, – улыбнулась она.

«Неужели мне кого-то сватать в преемники начнет?»

– Да перестаньте, вы всегда желанная гостья в… моей резиденции, – улыбался Аэрон в ответ; и улыбка его оставалась подчеркнуто вежливой, холодной, манерной. – Откровенно говоря, трудности были лишь в первые дни. Такой объем работы вдруг на голову свалился… сами понимаете. А теперь ничего, освоился, привык.

Фальшь в словах нисколько его не смущала – скорее, доставляла некое потаенное удовольствие. Аэрон принадлежал к тому типу магов, коим лесть и лукавство давались проще, нежели правда.