Артём Останский - Слово закона. О магах и людях

– Веселимся, да? – начал Андор, глядя на темноволосую девочку. – Тебя как зовут?

– Тебе-то что? – с хрустом разминая кулаки, выступил вперед парень. – Мы вас не звали, так что шуруйте-ка отседова подобру-поздорову.

– Подобру-поздорову? Ха-х! – Андор локтем подначивал Орена. – Слыхал, что говорит? Подобру-поздорову… Людишки… Ладно, – внезапно посерьёзнел он, – будь по-вашему. Плевать я хотел на ваши имена. Ты. И ты. – Поочередно указал он пальцем на девочек. – Щас идете с нами. А ты подобру-поздорову валишь отсюда так быстро, чтоб я не успел даже плюнуть в твою сторону.

Едва юноша сделал шаг вперед, как с ладони Андора вырвался силовой импульс и ударил парня в грудь. Тот отлетел на добрых полторы сажени и упал на спину; повернулся на бок, скорчился, обхватил руками грудь и усердно захрипел. Что-то тревожное обуяло Орена, он исподлобья взглянул на молодого глухого и слепого стражника, стоявшего дальше по улице, шагах в двадцати от них.

Каштанка сорвалась с места и в мгновение ока скрылась в переулках.

– На месте замерла, тварь! – рявкнул Андор темноволосой девочке, собравшейся последовать примеру подруги.

Она замерла с выражением лица, точно увидела саму смерть. Парень, болезненно кряхтя, поднялся и побежал прочь, согбенный и обхвативший грудь. Стражник, увидевший, что на него смотрит Орен, тут же отвернул голову.

– Ко мне подошла! – скомандовал Андор. – Быстро, я сказал!

Девочка, видимо онемевшая от ужаса, не сдвинулась с места.

– Да хватит, Андор, – нервно сказал Орен. – Ты же видишь, не хочет она. Не надо этого.

Но Андор оказался глух. Нил сзади буркнул что-то невнятное – и на него он среагировал сразу:

– Закрой свою пасть, ни то я сам тебе ее закрою! – обернувшись к Нилу, крикнул Андор и широкими шагами подлетел к девочке. – Ты тупая или глухая?! Или я что, тебя еще уламывать должен?! – Он крепко сжал ее руку и потащил за собой. – Вкрай распоясались людишки.

Но девочка вырывалась, упиралась, кричала. Между ней и Андором завязалась нешуточная борьба. Орен хотел было вмешаться, но опоздал – смачная пощечина осадила Андора. Его всего затрясло, из уст вырывалось нечто косноязычное, отрывистое, бранное. Стражник не заставил себя долго ждать и в мгновение ока подлетел и скрутил девочку, бросил ее лицом в землю и насел коленом на спину. Немногочисленные свидетели происшествия останавливались поодаль и увлеченно наблюдали за происходящим.

– Упрятать суку в темницу! – в исступлении орал Андор, размахивая руками. – Чтоб я никогда больше ее не видел! Никогда! Чтоб не вышла она из клетки! Не! К позорному столбу ее! Да оголить! Пускай каждое животное ее пользует! Казнить! Да! Казнить – приказываю! Нет! Дай-ка лучше сам с ней разберусь! Слышишь, боец, давай-ка, поднимай эту мразь и за мной веди!

Орена заколотило. Он сжал кулаки – не мог больше равнодушно наблюдать за происходящим. Точкой срыва послужило легкое касание Нила его плеча.

– Стоять! Именем моего отца, вэяра Даламора, лэра Клаунериса Хоулса, приказываю – стоять! Ты… тряпка, стоял как столб и сопли жевал, а как ударили мага, решил вмешаться?! – кричал Орениус, будто сам был вэяром, с яростью глядя прямо в бледнеющее лицо стражника. – Рот закрой и не оправдывайся! Попробуй только оправдываться начать – ни то что этом городе жить не будешь, а вообще не будешь! Андор, у тебя крыша поехала?! Какого дьявола ты к ней прикопался?! Иди в бордель, если зудит так! Ах да, о том же отцу твоему доложить могут – он-то с тебя три шкуры спустит! Клянусь тебе, узнаю о твоих выходках, не посмотрю, что мы друзья, поговорим по-другому. – Андор до белизны закусил губу и отвел взгляд. – Девчонку отпусти. Быстро отпустил! – топнул Орен.

Стражник высвободил девочку и попятился.

– Тебя как зовут?

– Лира, – неуверенно поднимаясь, перепугано ответила та.

– С Лиры… эм… с Лиры из Даламоры сняты все обвинения! – Орен крикнул нарочито громко, дабы все зеваки, обступившие их, но не решающиеся подходить ближе, чем на двадцать шагов, услышали. – А ты… еще раз увижу твое бездействие – сам попадешь на виселицу. Понял меня?!

– Да! Понял! Простите меня, милостливый лэр, простите! Не велите казнить! Я думал… нет! У меня две дочурки маленечких… Простите, я не знал! То бишь это… Простите, простите меня! – Упал на колени и раскланялся стражник; еще чуть-чуть и он принялся бы целовать Орену башмаки.

Он оправдывался…

Впрочем, Аэрон уже забыл о своей угрозе.

По домам мальчишки разошлись, не обронив ни слова.

Мягкое мерцание шести масляных ламп на стене разливалось по тесной комнатушке; дневной свет заглядывал из дверных щелей. Против двери замер магистр в одних только брэ, с гордо выпрямленным станом и гладко выбритой, склоненной головой. Он мысленно дочитывал литание очищения разума перед боем. На улице царил летний зной, однако комната точно наполнялась прохладой невозмутимости, которая веяла от мужчины. Шум сражения доносился из-за двери, и уже очень скоро худосочному, жилистому магистру предстояло очутиться в эпицентре того действа, что происходило снаружи. Кожу его исписывали случайные рубцы, левая щека походила на изборожденный временем известняк, через лоб, рассекая напополам правую бровь, цепляя скулу и задевая подбородок, тянулся искореженный, с отметинами зашивания, серпообразный шрам – жизненные памятки о тяготах армейской жизни, – тем не менее свежие ссадины и царапины отсутствовали, уж лэры-врачеватели знатно над этим потрудились.

Шум сражения угас. Грубый мужской крик боли оборвался, не успев начаться. Топот ног. Через минуту дверь отворилась – в комнату вошли два магистра Белого ордена с носилками в руках. На плечах белых масок красовались нашивки – распахнутая белая книга на зеленом фоне – знаки наставнического отдела. На носилках лежал такой же лысый мужчина: сквозь сжатые зубы не просачивалось ни единого звука, глаза его были зажмурены.

– Что с ним? – глухим, напоминающим удар по дереву голосом, поинтересовался Вилен.