Мария Костылева - И пришёл великан. Часть 1

И, прежде, чем Тальвин успел что-то на это ответить, скрылась за кустом боярышника.

4.

Ронха шла через поле, и первые звёзды светили ей с небес. Приблизившаяся ночь дышала холодом. То был холод огромного моря, что просыпалось где-то там, за перелеском; у моря было опасное, игривое настроение. Ронха шла. Травы, тонкие и мягкие, волнами стелились ей под ноги. Шумел налившийся вечерней тенью дуб, огромный, точно башня. Здесь Ронха остановилась, но подходить к дереву не стала: не дело подходить к дубу, когда душу твою гложет страх. Особенно, если ты женщина. Поэтому она просто постояла в нескольких шагах от дерева, глядя на его чёрный ветвистый силуэт, потом тяжело вздохнула и отправилась дальше.

Перелесок Ронха прошла сразу насквозь, чтобы выйти на берег вдали от порта. Ей хотелось поздороваться с морем прежде, чем начинать по нему своё путешествие, а здороваться лучше было подальше от людей. Лишние насмешки оказались бы сейчас очень некстати.

Тиски прибрежного ветра, сжимавшие неспокойную землю Кольцового мыса, тут же дали о себе знать. Ронха подняла повыше воротник куртки и отважно подошла к прибою. Села на корточки.

Контакт со стихией вышел не очень удачным – в ответ на выученный к случаю текст, волна сердито обрушилась Ронхе на колени и, облизнувшись, отступила.

– Будем считать, что это было ответное приветствие, – произнесла Ронха вслух, поднимаясь на ноги и выжимая подол юбки.

Она неторопливо зашагала по берегу в сторону пирса, стараясь держаться ближе к лесу. Шелестел прибой, позвякивала под ногами галька. Над морем горел закат цвета малины. Весь свет, который был в мире, казалось, сосредоточился именно там, на западе – прикатился туда большим ярко-жёлтым шаром, чтобы потом упасть в воду и погаснуть. Закаты над Кольцовым мысом обычно отличались нежностью красок, и всегда были довольно блёклыми по сравнению с закатами более тёплых, очень далёких стран. Но в этот раз там, наверху, явно что-то пошло не так.

Может быть, Богини делали последнюю попытку предупредить её об опасности грядущего путешествия?..

Ронха была настолько погружена в свои мысли, что не сразу заметила силуэты двух женщин, сидевших на берегу. Странным оказалось увидеть здесь отдыхающих – время довольно позднее, и до пирса далеко. Да и не сезон ещё на пляже-то сидеть… Хотя на Кольцовом мысе сезон для купания вообще было сложно определить. Либо холод, либо бури… Тут хорошо, если получится хотя бы разок за лето в воду залезть. И то, Ронха, например, всегда предпочитала купаться в лесной речке.

Ронха приблизилась к сидящим. Одна женщина была почти неподвижна. Она, по всей видимости, задремала, неловко прислонившись к стоявшей рядом большой сумке и свесив на грудь голову. Вторая была чем-то занята: поджав под себя ноги, она раскладывала перед собой какие-то вещи, вроде как сортировала их. У неё были длинные, вьющиеся мелкой волной волосы, настолько светлые, что яркие закатные лучи даже не придали им золотистости. В волосах голубел бант – большая печальная бабочка с обвисшими крыльями. Платье тоже было голубым, и при этом до того тонким и воздушным, что даже смотреть на девушку было холодно.

Лицо её Ронха увидела только тогда, когда подошла к ней вплотную.

– Лееж?!

Девушка не отозвалась. Даже не подала виду, будто что-то слышит.

– Я тоже рада тебя видеть, – саркастически заметила Ронха.

И снова – ноль реакции. Лееж, казалось, была увлечена каким-то весьма важным делом, хотя вообще-то занималась только тем, что перекладывала с места на место ракушки. Рапаны, плоские перламутровые «лодочки» шириной с ладонь, раковины поменьше – всё это лежало перед ней в больших количествах. Как будто кто-то прошёл после отлива по кромке прибоя и собрал для Лееж все эти сокровища. А может, так и было – во всяком случае, сама бы она вряд ли стала этим заниматься, а ведь откуда-то всё это здесь появилось…

Выглядело происходящее странно и немного пугающе. И эта спящая женщина на сумке, и безучастная Лееж с ракушками, которая, по словам Тальвина, должна быть больна…

Взяв в руки очередную раковину, Лееж ощупала её подушечками тонких пальцев с неровно остриженными ногтями – и это у неё, всегда такой опрятной и аккуратной Лееж! – и приложила к уху. Подняла, наконец, голову. Взгляд её устремился к горизонту; стоявшую рядом Ронху она по-прежнему не видела. Закатный свет окрасил бледную кожу Лееж розовым румянцем, вечерний бриз трепал лёгкие, точно морская пена, пряди волос. Широко распахнутые серые глаза слезились, но и этого Лееж будто не чувствовала. Лицо её казалось маской; все его черты стали неподвижны. Она вслушивалась в то, что звучало в приложенной к уху ракушке. Как в сказке о той девочке, которая получала в морских раковинах послания от богини-прародительницы, Сайи.

– Лееж…

Поражённая нехорошим предчувствием, Ронха медленно опустилась на корточки рядом с той, кого всегда ненавидела больше, чем всех остальных своих одноклассников, вместе взятых.

– У тебя… у тебя всё в порядке? – глупо спросила она. Хотя была уже практически уверена, что не получит никакого ответа.

У Ронхи случались моменты, когда она вдруг начинала чувствовать себя чем-то вроде зеркала. Например, глупо улыбалась, когда кто-то смеялся над ней. Или, когда при ней жаловались на мигрень, она в какой-то момент ловила себя на том, что хмурится и трёт ладонью лоб, будто дразнит говорящего. Ронха понятия не имела, почему так происходит, но догадывалась, что это как-то связано с её даром, и что, наверное, подобное случается со всеми волшебниками из-за их особой восприимчивости к окружающему миру. Ещё Ронха понимала, что если бы была немного собраннее, то могла бы контролировать такие странные озарения, не окунаясь в чужую жизнь, но зато осознавая причины происходящего и, возможно, цели… Однако собранности ей всегда не хватало.

Ронха и теперь не знала, откуда к ней пришла знакомая гулкая пустота – но на сей раз поддалась ей почти осознанно. Тут же сделалось ещё холоднее; появилось ощущение, что она вот-вот что-то уловит, что-то поймёт, что-то найдёт… что нужно было найти? Какое сообщение должна была получить Лееж в одной из этих морских раковин?..

«Бедняжка подхватила насморк», – эхом прозвучали в голове Ронхи её же собственные слова, и она почувствовала себя ужасно виноватой перед Тальвином… но тут же спохватилась. Нашла, кому сочувствовать, в самом деле! Какое ей дело должно быть до Лееж? И, тем более, до Тальвина? Может, пойти и извиниться ещё?..

Ронха презрительно фыркнула и поднялась на ноги. Снова глядя на Лееж сверху-вниз, она попыталась позлорадствовать над её судьбой – злорадство было куда менее болезненным, чем сострадание, да и больше подходило к её образу. Но злорадствовать не получалось – ныло сердце, тряслись руки, в голове всё смешалось. Она впервые в жизни так глубоко нырнула в другого человека, и вынырнуть оказалось не очень-то легко.