Мария Костылева - И пришёл великан. Часть 1

– Всё в порядке! – крикнул ему Тальвин, медленно опуская руку. – Идите.

Грузчик послушался, и несколько секунд спустя уже скрылся внутри парома – хотя в себя, кажется, так до конца и не пришёл.

– До чего же я люблю смотреть, когда кто-то так красиво колдует!.. – восхищённо прошептала Нарай.

– Все любят смотреть, когда кто-то колдует, – проворчал Тальвин, оглядываясь по сторонам. Его поступок действительно привлёк всеобщее внимание: люди косились на него, вполголоса переговариваясь между собой. – Шакката, я надеялся, что до отплытия обойдётся без колдовства – мне совершенно ни к чему, чтобы в Коэспэне потом говорили, что видели мага ночью на берегу… Подождите-ка, я вас оставлю ненадолго.

Тальвин, нахмурившись, покинул их компанию и подошёл к молодому рыбаку, что стоял поодаль и смотрел на них, держа в охапке высохшую сеть. Ронха не поняла, чем этот человек привлёк внимание князя. Разве что внешность у него была необычная: даже в свете уходящего солнца было видно, что у незнакомца кожа чуть темнее, чем бывает у уроженцев Кольцового мыса, а волосы, торчавшие из-под широкополой шляпы, черны, как уголь. Ронха не слышала, о чём именно они говорили, но тон у князя был начальственный, даже почти враждебный. Рыбак, неловко пожимая плечами, что-то лепетал ему в ответ.

К своим спутникам Тальвин вернулся мрачным и настороженным.

– Тэб Тальвин? – Ливк вопросительно поднял на него глаза.

– Всё нормально, – отмахнулся от него Тальвин. – Наверное… Каким-то я слишком подозрительным стал в последнее время.

– У этого человека такое интересное лицо, – заметила Нарай, с любопытством поглядывая на рыбака, который, от греха подальше, поспешил уйти с берега, вместе со своей сетью. – Как у незнакомца с портрета Маллия Аккильского…

– С портрета?.. – рассеянно переспросил Тальвин.

– Да! – с энтузиазмом подхватила Нарай. – В нашем Коэспэнском музее висит – мой любимый портрет! Я вообще люблю работы Маллия – у него такие краски и такая интересная композиция на всех картинах…

Ронху кольнула зависть. Она бы хотела разбираться в живописи, чтобы лучше понимать картины. Отец, который половину жизни прожил в столице, работая у одного князя, вроде Тальвина, пытался привить дочке любовь к искусству, и потому они с Ронхой, когда та была маленькой, хотя бы раз в месяц выбирались в музей. Музеем служил дом какого-то богатого, давно умершего коллекционера – там в одной комнате по-прежнему находилась его кровать с пологом, в другой – стол из какого-то очень дорогого дерева, а ещё стулья с резными спинками и хрустальная посуда. В остальных же комнатах мебели не было; там стояли статуи – белые, как молоко, и большие, как деревья, – и ещё интересные фарфоровые вещицы под стеклянными колпаками на маленьких подставках. А на стенах висели картины. Ронха не запоминала имён художников, но ей нравилось разглядывать лица людей, живших много лет назад – дам в дорогих красивых платьях, мужчин в старомодных камзолах и похожих на кукол детей. Ей также нравились полотна, где были изображены далёкие города, по улицам которых ходили странные бородатые старики, с ног до головы закутанные в белые простыни, и женщины с корзинами на головах; нравились дикие леса и берёзовые рощи. В одной из таких нарисованных рощ Ронха углядела как-то раз женщину с лирой. Когда она стояла рядом с картиной, то услышала, как какой-то импозантный мужчина, тоже любитель живописи, уверял свою спутницу, будто художник изобразил на полотне собственную жену в образе богини Сарен, отблагодарив тем самым супругу за то, что помогла ему излечиться от какой-то тяжёлой болезни… Но больше всего Ронхе почему-то нравилось на картинах море. С детства не питая к морской стихии никаких тёплых чувств, Ронха могла часами разглядывать полотна маринистов. Волны, отражавшие небо, раздувавшиеся от ветра паруса, походившие на облака и терявшиеся в облаках; штормы, даже морские сражения у каких-то далёких берегов – всё это приводило девочку в неописуемый восторг. Но особенной, сильной до душевной боли любовью Ронха любила ту картину, где был изображён один-единственный корабль; покидая коридор, образованный двумя полосками суши, он уходил в открытое море и устремлялся навстречу встающему солнцу. Золотистый свет лился с неба на морскую гладь, скользил по опущенным крыльям парусов и падал на палубу, где, при ближайшем рассмотрении, можно было увидеть одинокую фигурку – тёмную, не очень отчётливо прорисованную, но, вне всякого сомнения, смотревшую вперёд… Уже потом, когда Ронха училась в Коэспэне, она иногда приходила в этот музей, втайне ото всех, чтобы ещё раз постоять у любимой картины, чтобы сердце снова и снова сжималось от щемящей, необъяснимой, но всё же какой-то очень приятной тоски…

Только вот Ронха не могла ничего сказать ни про краски, ни про композицию этой картины. Зато автора она помнила. Это было единственное имя художника, которое она знала – ведь изучив какую-то картину до последней чёрточки, невольно запомнишь и табличку на раме. Поэтому после признания Нарай в любви к художнику по имени Маллий Ронха оборонила небрежно, не обозначая границ своего невежества:

– Я больше люблю Камола Аэл-Биена.

Тальвин фыркнул:

– Час от часу не легче. Одна любит художника, который рисует людей, похожих на касов, другая – художника-каса…

– Кто такие касы? – нахмурилась Нарай.

– Кас-шаллийцы. С представителем которых я, кстати, только что общался.

Нарай ахнула, поднеся ко рту руку:

– Это был кас-шаллиец?!

Тальвин пожал плечами:

– Их вообще в Лакенне хватает. Дезертиры бегут из Палрии на вольные хлеба… Но у кас-шаллийцев ведь не написано на лице, кто из них дезертир, а кто шпион.

– Бред. – Ронха скрестила на груди руки. Её почему-то уязвило то, что её любимую картину написал кас-шаллиец, хоть она и понимала, что художник наверняка жил задолго до того, как к власти пришла династия Саолго-Вуров. – Что шпиону Империи делать в Лакенне? Мы же с ними не воюем.

– Что значит, не воюем? – Тальвин неприязненно покосился на неё. – А что, по-твоему, я два круга делал в Палрии? Да, на нашей территории бои пока не ведутся, и официально война ещё не объявлена, но это вовсе не значит, что мы с касами не враги. И когда война дойдёт до Лакенны – а это вполне возможно – то добытые шпионами сведения могут оказаться очень полезными для Ширро Саолго-Вура. Кас-шалийцам будет гораздо проще победить нас, если они будут иметь представление о наших возможностях.

Он был так серьёзен, что на Ронху внезапно повеяло неотвратимостью страшного будущего. Война и великаны, вот что их ждёт. Неважно, доберутся ли они до Черевеска или нет – всё равно мир, который они знают, скоро перестанет существовать.