Мария Костылева - И пришёл великан. Часть 1

А когда великаны спустятся с гор, то неважно будет, кто на чьей стороне воюет. Потому что никто никуда не денется. Потому что смешные свинцовые пульки не пробьют толстую великанскую шкуру, и смешные маленькие люди не смогут взять великана в плен. И закончится тот мир, каким он, Ливк, знал его свои неполные тридцать кругов. Всё закончится. И ничего с этим не поделаешь.

Только теперь выясняется, что и сам Ливк, станет частью огромной мясорубки, которая перемелет всё, что ей дадут, даже саму себя перемелет – и неизбежно сломается… Чего уж тут весёлого.

– Итак, «мой возлюбленный супруг»… – повторил тэб Тальвин, и глаза его забегали по строчкам.

Больше князь ничего не говорил. И улыбаться перестал очень скоро.

Потому что в письме, которое он получил из рук Ливка, было написано следующее:

«Мой возлюбленный супруг!

Два круга я не видела тебя. Два круга ты сражаешься за свободу несчастных палрийцев. Я горжусь тобой, мой милый, хоть и скучаю по тебе невероятно. Мне очень одиноко в нашем огромном доме. Но к счастью, ко мне иногда приходят гости. Тэб Саймол, например, навещает меня почти каждый день. От него передаю тебе сердечный привет.

Дорогой Тальвин, не могу не сообщить тебе, что твой учитель, почтенный Каальгер, бесследно исчез, и все в городе уверены, что его забрал Совет Черевеска. А всё потому, что полиция нашла в его доме плащ с символикой Великих Магов. Старик, по-видимому, слишком заигрался в свои магические опыты – и вот он, результат. Я знаю, как это известие тебя огорчит, и глубоко сочувствую твоей потере. Да что там говорить – я сама себя не нахожу от горя. Ты ведь знаешь, как я всегда восхищалась этим человеком. Но новость эта потрясла не только меня: смерть тэба Каальгера (а в том, что это именно смерть, сомневаться, увы, не приходится) взволновала каждого человека в городе – ведь нет такого коэспэнца, в чьём сердце он не оставил следа. Никто не остался безучастным к этой трагедии. Кроме, конечно, Лееж. Бедняжка уже совсем не помнит себя: круглыми сутками она сидит на берегу, слушает ракушки и бормочет что-то невразумительное. Недавно я приходила на берег и видела её там. Жуткое зрелище, должна тебе сказать.

Но не буду больше о грустном. Есть и радостная новость: у нашей Арпиты родился чудесный мальчик! Я, помнится, уже писала тебе о том, что вынуждена была нанять новую кухарку, пока Арпита была в положении. Не могу сказать, как я рада, что она вот-вот вернётся к своим обязанностям. Она, конечно, просит дать ей время, чтобы как следует позаботиться о малыше в первые дни его жизни, но я хочу поручить это кормилице – я так соскучилась по стряпне Арпиты! Что до её сына, то мы, конечно, оставим его у себя, ни в какой приют отдавать не будем. Во-первых, ты, мне помнится, всегда хотел, чтобы в доме были дети – и вот, когда ты вернёшься, один ребёнок, по крайней мере, будет тебя ждать. И ещё, по-моему, это замечательно, что у нас будет воспитываться новый слуга. Наш дом станет его домом, и вряд ли он когда-нибудь уйдёт, каким бы ни было его жалование. Может быть, тебе смешно, что я сейчас об этом думаю, но я считаю, что всегда нужно заботиться о своём будущем. Кто знает, как мы будем жить через несколько кругов. Да и будем ли жить вообще: Судьба – крайне непредсказуемая особа.

Такие новости, мой милый Тальвин.

Молюсь и жду.

Береги себя.

Твоя Талир».

Тэб Тальвин медленно сложил письмо и сунул его в конверт. И сказал так тихо, что Ливк с трудом его расслышал:

– Планы немного изменились.

***

Вряд ли бы кто взялся объяснить, как столица Лакенны оказалась на этом жалком клочке суши, называемом Кольцовым мысом – узком, похожем на нос старухи, отростком полуострова Саэр-Ри; на клочке суши, продуваемом всеми ветрами и притягивающем сине-серые громады дождевых туч, готовых безостановочно лить воду на проплешины полей и хиленькие леса из ёлочек и берёз. Но столица была здесь: стены её плотно стоявших друг к другу домов белой розой окутывали верхушку невысокого, единственного на мысе холма, и полотнище с узорчатым пером жар-птицы, символом славных побед, гордо развевалось на шпиле Коэспэнского дворца, потомственной резиденции Акликков.

Князь Эмерский прибыл сюда тайно, грузовым паромом из Виепа – тем же, на котором он вскоре отплывёт обратно. Стояла ночь, подпоясанная у горизонта ярко-розовым кушаком догоравшего заката, и несколько огромных звёзд висели над тёмной неспокойной водой. Дул пронизывающий ветер, силясь собраться в ураган, но время действительно мощных ураганов ещё не пришло – те появлялись на Кольцовом мысе на изломе лета в сопровождении там-тамов дочерей Третьей богини, грозных и прекрасных макаллий, чьи железные каблуки высекали искры в небесах… Во всяком случае, так говорили люди, жившие в окрестных деревнях. Тальвин же всегда был уверен, что происхождение молний схоже с происхождением Источников Магии. Ведь он сам мог создавать что-то вроде молний, только маленьких; если такое бывает только при грозе или при колдовстве, то логично было бы предположить, что у грозы и колдовства одни корни.

Тальвин сошёл на берег в сопровождении одного только Ливка. На нём был плащ из непромокаемой ткани, а за плечами висел небольшой вещевой мешок.

Князь повернул голову к Коэспэнскому холму и улыбнулся краешком рта. Никто, даже Ливк, не заметил этой улыбки. Тальвин бы с удовольствием заглянул в родной город, прогулялся бы по его улочкам… но, увы, даже ночью это было бы крайне неосмотрительно с его стороны.

Они прошли по прибрежной гальке, и ни одна живая душа их не видела. И они тоже никого не видели, хотя буквально в нескольких шагах от них сидели две странные женщины: одна смотрела на море, другая слушала ракушки. Галька плавно переходила во влажную кашу из травы и грязи – минувшим днём прошёл небольшой дождик.

– Я успел соскучиться по нашему лету, – хмыкнул Тальвин.

– Осмелюсь заметить, тэб, что в этих ваших Долинах Света всё обстояло ещё хуже, —проворчал Ливк.

Ливку нравилось, что при Тальвине можно было безнаказанно ворчать. Князь держался с ним практически как с равным себе, хотя Ливк при этом прекрасно понимал, что его положение при Тальвине ближе всего к положению слуги. Но такому человеку, по его мнению, прислуживать было вовсе не зазорно. Особенно, если учесть, что слухи о щедрости князя Эмерского оказались вовсе не выдумкой.

– Потому и соскучился, – сказал Тальвин. – Там грязи было по колено, а тут разве что самый низ сапога испачкать можно…

Оказавшись в гуще деревьев, Тальвин вытянул перед собой руку ладонью вверх и не без радости обратился к дару. На снятие заклинания-блока у князя давеча ушло добрых полчаса, но зато теперь, наконец, он мог беспрепятственно колдовать. Сила, направляемая его мыслью, ледяными ручейками заструилась по организму и перетекла в руки. Одну ладонь Тальвин сжал в кулак, не давая энергии возможности выплеснуться наружу, а другой сотворил шарик света.