Саида Абанеева - Богов любимцы. Том 3

– Это ты?! – потрясенно воскликнула Танаис и, забывшись, схватила тантрика за плечо.

– При чем здесь я? – печально и мудро усмехнулся старик. – Это самое обыкновенное чудо любви… Однажды я уже видел нечто подобное… не здесь… далеко… Не помню, когда и где… Все перемешалось в голове: люди, страны, эпохи… Все уже было… Я очень устал. Я хочу уснуть, но не хочу просыпаться…

Тантрик лег на землю, закутался в плащ и перестал дышать.

Танаис опустилась на колени перед неподвижным телом и, помолившись о душе тантрика, вернулась к незавершенной статуе.

Артакс постучал в монастырские ворота, и спустя некоторое время в окошечке появилась румяная физиономия монаха.

– Что угодно?

– Позвольте страннику переночевать.

– Входите, сеньор.

Монах отпер дверцу в воротах, и Артакс ступил на вымощенный каменными плитами монастырский двор. Тщательно задвинув на воротах засов, монах проводил его в свободную келью и, открыв дверь, сказал:

– Ужин через полчаса. Сбор в столовой по звуку гонга.

Артакс поблагодарил провожатого и, когда тот ушел, окинул взглядом свое временное пристанище.

Келья была просторна и совсем не походила на жилище аскета. Пол был покрыт мягким, толстым ковром, на постели лежала перина, сверху застеленная богато расшитым покрывалом, а у стены стоял стол красного дерева с резьбой и два глубоких кресла.

– А неплохо быть монахом, – усмехнулся Артакс и услышал звук гонга.

Он вышел в коридор, по которому уже спешили в столовую монахи в одинаковых серых рясах, пошитых из дорогого сукна.

Столы в столовой ломились от разнообразных яств, среди которых возвышались пузатые бутыли, оплетенные лозой и паутиной.

Во главе стола восседал сухопарый монах в отлично подогнанной по фигуре рясе и, когда монахи расселись по своим местам, он произнес приятным баритоном, обращаясь к Артаксу:

– Прошу вас, сударь, садитесь, – и указал на свободное место по правую руку от себя.

Артакс сел, и настоятель произнес короткую молитву, в которой попросил Бога и впредь не оставлять заботами своих покорных слуг.

Едва молитва была окончена, монахи дружно приступили к трапезе, жадно вырывая куски получше друг у друга из рук.

Артакс ел не спеша, с любопытством поглядывая на жующие рты и лоснящиеся от жира двойные подбородки монахов.

Заметив его взгляд, настоятель с настороженной улыбкой спросил:

– Отчего вы так странно смотрите? Вас что-то удивляет?

– Да, не скрою. Я считал, что монахи проводят дни свои в постах, молитвах и бдениях, но вижу, что ошибался.

– Монахи служат Богу, а Он не забывает своих верных слуг.

– Не странно ли, что верные слуги нарушают обеты, данные Хозяину? Насколько мне известно, при пострижении монахи дают обет воздержания от всех мирских соблазнов, в том числе обжорства, пьянства и распутства.

– Я слышал, сударь, что благовоспитанные люди не лезут со своим уставом в чужой монастырь.

– Боже упаси! – с притворным ужасом воскликнул Артакс. – Но когда я проходил через деревню, я видел голодающих крестьян, чьими трудами вы кормитесь. Неужели вы настолько жесткосерды, что позволите им умереть от голода, когда ваши подвалы ломятся от снеди?

– Мы дни и ночи проводим в неустанных молитвах об их благоденствии, и не наша вина, что крестьяне настолько погрязли в грехах, что Бог не снисходит до помощи им.

– Вы лучше помогли бы голодающим, если бы поделились с ними вашими припасами. Тем самым вы совершили бы богоугодное дело и помогли ближним пережить тяжелые времена.

– Но если мы отдадим свои припасы крестьянам, то будем голодать сами. Кто же будет тогда молиться об их благополучии?

– А если жители деревни перемрут, кто станет снабжать вас припасами впредь?

– Мы столько запасли уже впрок, что хватит не только нам, но и нашим внукам.

– По ком же вы будете молиться?

– По душам усопших, – не растерялся настоятель. – Так нам будет даже удобнее. Ведь живые постоянно отвлекают нас от молитв своими надоедливыми жалобами и просьбами, а у мертвых не бывает ни жалоб, ни просьб.

– Вы не находите, что это не вполне по-христиански?

– Как посмотреть. Народ – стадо, которое необходимо стричь. Это делают избранники Божьи, с которых Бог спросит за пасомых ими овец. У пастырей более высокий уровень ответственности, а потому и более высокий уровень прав и привилегий.

– Не будет стада, не будет нужен и пастырь.

– Овцы плодятся быстро, и пастырь будет нужен всегда.

– Если пастырь только стрижет и режет своих овец, не заботясь о корме для них, овцы найдут себе другого пастыря.

– Если овцы перестанут слушаться своего пастыря, пастырь кликнет своих псов, а не будет вступать в переговоры со стадом.

– Следовательно, единственная цель существования овец состоит в том, чтоб обеспечить безбедное существование пастыря?

– А в чем же еще? – усмехнулся настоятель.

– И для достижения этой цели все средства хороши?

– Цель, как правило, оправдывает затраченные средства.

– Боюсь, что ваше мнение может сильно не совпадать с мнением овец.

– Разве пастырь интересуется мнением стада?

В этот миг со стуком распахнулась дверь трапезной, и на пороге появились крестьяне с дрекольем.

– Приятного вам аппертита! – с недоброй усмешкой сказал рослый мужчина, стоявший впереди. – Не желаете потесниться у корыта?

Он раздвинул двух жирных монахов и уселся на лавку между ними. Остальные последовали его примеру.

– Что же вы не кличете собак? – с усмешкой спросил Артакс настоятеля и, пожелав всем присутствующим приятного аппетита, покинул монастырь.

– Почем хлебушек, сынок? – спросила Антипку сухонькая старушка в подбитой ветром душегрейке.

– По деньгам, бабка, – лениво ответил он, глядя куда-то в сторону, и цвиркнул слюной сквозь зубы.

– Есть у меня денюшка, касатик! – заторопилась старушонка, суетливо раздергивая заскорузлыми пальцами узелок платка. – Вот, смотри!

Антипка нехотя глянул на лежащие в платке медяки и презрительно усмехнулся.

– Да на такие денюшки, бабка, и хлебной крошки не купить! Дорог нонче хлебушек-то!

– Ну ты мне, родненький, хоть кусочек отщипни! – взмолилась старушка. – Который день росинки маковой во рту не было!

– Если каждой побирушке кусочек отщипывать, недолго и самому без порток остаться! Вали отсюдова, карга старая!

Антипка замахнулся на бедную рукой, и, жалко пискнув, старушонка поспешила прочь, но, отойдя немного, остановилась и погрозила обидчику крошечным, жалким кулачком.

– Пропади ты пропадом, Антихрист! Креста на тебе нет!

– Пошла, пошла! – огрызнулся Антипка и тут же забыл о старухе, потому что верхом на сытых конях к нему подъехали двое опричников.