Саида Абанеева - Богов любимцы. Том 3

– В таком случае, сеньор, защищайтесь!

– Как видите, сеньор, я безоружен.

– Санчо, подай сеньору меч!

Оруженосец, являвший собой полную противоположность своему господину, нехотя слез с осла и, отстегнув от седла меч, протянул его Артаксу.

– Прежде чем мы скрестим клинки, могу я узнать, чем прогневал вашу милость?

– Я дал обет сражаться со всяким, кто не пожелает признать Дульсинею Тобосскую прекраснейшей из прекрасных!

– Даже если этот человек никогда ее не видел?

– Достаточно того, что ее видел я!

– Для вас, сеньор, но не для меня.

– Значит, нам остается только скрестить клинки и поединком решить наш спор!

– Разве мы о чем-то спорили? Вы утверждаете, что сеньора Дульсинея прекрасней всех женщин на свете, но ведь я совсем этого не отрицаю. Я только говорю, что хотел бы удостовериться в этом собственными глазами.

– Другими словами, сеньор, вы называете меня лжецом!

– Ничего подобного, сеньор. Просто вкусы у людей различны, и мое мнение может далеко не совпадать с вашим, что, разумеется, ни в коей мере не унижает достоинства прекрасной сеньоры Дульсинеи.

– В таком случае, сеньор, признаете ли вы себя побежденным?

– Но мы не сражались.

– В таком случае, сеньор, я буду иметь честь напасть на вас! – воскликнул странный рыцарь, с трудом извлекая из ножен заржавленный меч.

– Увы, сеньор, со своей стороны я также дал один обет, и мне бы не хотелось его нарушать.

– Что за обет?

– Я поклялся никогда не вступать в пререкания с влюбленными и безумцами, в особенности же – с влюбленными безумцами.

– Сеньор, вы нанесли мне оскорбление, которое можно смыть только кровью!

– Помилуйте, сударь, да чем же я вас оскорбил?

– Вы назвали меня влюбленным безумцем!

– Но разве вы не влюблены до безумия в Дульсинею Тобосскую?

– Сеньор, я вижу некоторую разницу между безумно влюбленным и влюбленным безумцем!

– Полагаю, она существует только в вашем воображении. Но даже если она существует на самом деле, разница столь ничтожна, что ею можно пренебречь.

– Но не честью, сеньор! Защищайтесь!

– Боже, сеньор, как вы кровожадны! – улыбнулся Артакс.

– Вы совсем не изменились со времени нашей последней встречи, дон Алонсо! – весело воскликнул стройный красавец, подъезжая к ним на породистом жеребце в сопровождении слуги.

– В отличие от вас, Дон-Жуан, я считаю постоянство добродетелью!

– А я считаю, что добродетельным человек становится только тогда, когда ничего другого ему не остается! – рассмеялся красавец. – Поверьте, дорогой дон Алонсо, ни одна женщина в мире не стоит того, чтобы ломать из-за нее копья. Ее единственное предназначение состоит в том, чтоб ублажать мужчину.

– Сеньор, вы вынуждаете меня напасть на вас! – гневно вскричал дон Алонсо.

– Сделайте одолжение, дон Алонсо. Только предварительно закажите молебен за упокой своей души.

– Я был бы счастлив умереть за честь Прекрасной Дульсинеи, но, увы! – благодаря фантазии моего создателя я обрел бессмертие и воскресаю всякий раз, когда кто-нибудь открывает книгу о моих приключениях…

– Что касается вашего покорного слуги, то меня обессмертило такое количество гениев, что я не надеюсь умереть прежде, чем погаснет солнце. Благодаря им же, мне уже никого не приходится соблазнять, обольщать и совращать. За меня это делает моя репутация. Но, клянусь Богом, я лучше своей репутации!

– Что же нам делать? Нельзя же, в самом деле, оставить наш спор нерешенным!

– Сеньор, – Дон-Жуан учтиво поклонился Артаксу. – Быть может, как лицо незаинтересованное, вы не откажетесь выступить судьей в нашем давнем споре?

– С удовольствием, и для начала я хотел бы выслушать мнения сторон, – с важным видом согласился Артакс. – Кто начнет?

– С вашего позволения, сеньор! – воскликнул дон Алонсо.

– Прошу.

– Женщина – это источник всего прекрасного, чистого и поэтического, что существует в мире. В ее честь слагаются стихи, создается музыка, совершаются подвиги, наконец! Она вдохновляет мужчину на героические свершения!..

– Но постоянно мешает их совершить, – вполголоса заметил Дон Жуан.

– …на самопожертвование!..

– Воистину, разве мужчина, который женится, не совершает тем самым акт самосожжения?

– Сеньор, суд делает вам замечание.

– Простите, господин судья!

– Могу я продолжать? – спросил дон Алонсо.

– Да, конечно.

– На чем я остановился?

– На самопожертвовании.

– Ах, да! На самопожертвование, на беззаветное служение идеалам добра и красоты! Возьмите мужчину, любого мужчину, который чего-нибудь добился в жизни, поэта, воина или ученого, и вы убедитесь, что своим успехом он обязан даме сердца!

– Которая довела его до того, что он готов отправиться на войну, в изгнание или далекую экспедицию, лишь бы оказаться подальше от нее…

– Сеньор, суд просит вас воздержаться от выражения своего мнения, – строго сказал Артакс. – Вам еще будет предоставлена возможность для этого. Дон Алонсо, имеете ли вы что-либо добавить к вышесказанному?

– Я закончил, ваша честь, – упавшим голосом ответил рыцарь печального образа.

– В таком случае, слово предоставляется противной стороне.

– Мне, право, даже неловко выступать после возвышенной и трогательной речи уважаемого оппонента. Но истина превыше всего. Женщина, как нам изобразил ее дон Алонсо, существует, увы, только в его воображении. Нет, я не назову ее исчадьем ада! Но лишь потому, что не хочу портить отношения с преисподней. Бог его знает, как оно повернется, так что не стоит переходить на личности. Однако я готов забыть о благоразумии и испортить отношения даже с самим Сатаной, когда я слышу, как женщину называют идеалом добра и красоты или чем-нибудь еще в этом же роде! Черт побери, мой бедный друг, кто вбил в вашу голову весь этот вздор насчет Прекрасной Дамы? Поверьте моему опыту, даже самая распрекрасная дама оказывается на поверку дешевой шлюхой, стоит только залезть к ней под юбку! Ничто, даже само обладание, не доставляло мне такого наслаждения, как разоблачение лживой добродетельности женщин! О, как я презирал их, насладившись их красотой! Какая бездна сладострастия и самой низкой похоти таится под их внешней неприступностью и фальшивым целомудрием! Ах, что говорить о вас, мой наивный и доверчивый друг, если порой я и сам бывал обманут их притворной добродетелью! Стыдно признаться, но торжество истины требует сказать, что несколько раз я принимал их ужимки за подлинное целомудрие! Но тем глубже было мое разочарование и презрение, когда я обнаруживал обман! Женщина, мой друг, это самое мерзкое, самое отвратительное и самое сладострастное из всех кровососущих насекомых… И своей репутацией высшего по сравнению с мужчиной существа она обязана неискушенным простакам, вроде вас, сеньор Алонсо. Я сказал, ваша честь.