Саида Абанеева - Богов любимцы. Том 3

– Умен, болярин! Куды нам, сиволапым, супротив тебя! Ты-то, небось, всю грамоту превзошел! А нам некогда было азы да буки складывать! Мы сызмалетства спину на тебя гнули, чтоб ты, болярин, мог хорошенько грамоту выучить! Темнотой нас попрекаешь, а того не спросишь, было у нас время грамоте учиться!

– На пьянку время находили!

– А почему пили, болярин? От веселой жизни? Нет! Чтоб тоску свою в браге утопить!

– Да мы не затем пришли, болярин, чтоб лясы с тобой точить! Верни народу, чего награбил!

– Если найдете в доме хоть свечной огарок, нажитый бесчестным путем, берите все!

– Да у тебя, болярин, чего ни коснись, нажито воровством! Ничего нет у тебя, твоими руками сделанного!

– Я силой принуждал вас работать на меня? Сами приходили и Христом-богом молили в работники нанять: семья, мол, голодает!

– А сколько ты нам платил, болярин?

– Что зарабатывали, то и платил!

– То-то ты в сапогах яловых, а мы в лаптях!

– Уж так, видно, работали!

– А, так мы еще и виноваты: плохо работали!

– Дури в вас много и лени! Умные да работящие ко мне на поклон не шли, своим трудом кормились!

– А землица-то чья, болярин?

– Вам община наделы выделяла! А моя землица от предков мне досталась!

– А предки-то твои, небось, сами ее создали?

– А предки мои мечом ее добывали и кровью поливали!

– Чьей кровью, болярин?

– Своей, не вашей!

– А наши предки в это время на печи сидели?

– Вам видней. Я за ваших предков не ответчик!

– Значит, не хотишь добром, болярин? Ну тогда пеняй на себя! Вперед, мужики!

Толпа ринулась на крыльцо, и, как пушинку, сметя боярина, ворвалась в палаты.

Погромщики рассыпались по всему дому, залезая в сундуки, хватая все, что под руку подвернется, сдирая иконы, занавеси, наматывая на ноги вместо портянок кашмирские шали.

– Скидай платок, болярыня! Мотре моей как раз подойдет!

– Слышь-ка, а с энтими чего делать? – спросил бородатый мужик у странника, кивнув на семью боярина, с ужасом наблюдавшую за разорением родового гнезда.

– Сведи в подвал, да и … – странник выразительно подмигнул.

– А девок?

– Сам, разве, не знаешь, чего с девками делают?

– А мальца?

– И мальца…

– Так ведь дитя совсем!

– Дети вырастают…

– Твой ответ!

– Мой, мой, не боись…

– Ну, коли так… Федька! Гришка! Помогите-ка мне болярина с болярыней да с чадами с почетом проводить!

Федька и Гришка с недовольным видом прекратили рыться в сундуках, но, взглянув на боярских дочерей, перемигнулись и осклабились.

– С превеликим удовольствием!

Отец семейства бросился было на защиту своей чести, но ражие парни шутя справились с ним и, кликнув на подмогу еще пятерых, повели несчастное семейство в подвал…

Танаис шла по джунглям, рыча, как дикий зверь, и все живое в страхе разбегалось перед нею. Она почти обезумела от страсти и безжалостно крушила все, что попадалось ей на пути.

– Ты ведешь себя недостойно, – услышала она внезапно негромкий спокойный голос и, придя в себя, посмотрела по сторонам.

У поваленного ею тамаринда стоял высокий старец с длинной белой бородой. На его смуглом лице раскаленными углями сверкали большие черные глаза.

– Любовь сжигает меня подобно пламени и лишает разума, – с краской стыда на лице призналась Танаис.

– Ты можешь дать ей выход в созидании, а не разрушении. Следуй в этом направлении.

Величавым жестом старец указал на восход солнца и исчез.

Танаис удивленно покачала головой и медленно побрела в указанном направлении, и на рассвете следующего дня вышла к многоводной реке, на берегу которой полным ходом шло возведение храма.

Сооружение носило грандиозный характер и олицетворяло собой застывшую в камне идею величия Бога.

Сотни и тысячи рабов безостановочно трудились под палящими лучами солнца и безжалостными бичами надсмотрщиков, не обращая внимания на жару, голод и стоны умирающих от истощения товарищей.

Танаис подошла к молодому индусу, руководившему строительством, и спросила:

– Ты строишь прекрасный храм, но не слишком ли дорогой ценой?

– Этот храм простоит века, и тем, кто будет жить в следующих поколениях, не будет никакого дела до того, какой ценой было заплачено за это чудо. Они не спросят, сколько рабов погибло, возводя его, но спросят: «Как имя того, кто воздвиг этот храм?» И им ответят: «Этот храм по повелению царя Нанарасимха I построил зодчий по имени Садасив Самантарай Махапатра», – с горделивой усмешкой ответил молодой индус и спросил в свой черед. – А ты кто?

– Странник. Просто странник. И зовут меня Танаис.

– Красивое имя. Но кто вспомнит его через сотню лет? Я не говорю, что ты умрешь, ибо душа бессмертна. Но имя твое умрет и затеряется в веках твой след.

– Ты полагаешь, что всякий, кто не построил подобного храма, жил на земле напрасно?

– Каждый что-то оставляет уходя. Но не о каждом помнят.

– Так дай и мне возможность оставить векам свое имя!

– Что ты умеешь делать?

– Я умею высекать из камня статуи.

– Вот камень. Покажи свое искусство. А я решу, достоин ли ты украсить мой храм своими статуями.

Танаис взяла инструменты в руки и медленно обошла вокруг камня, пристально вглядываясь в него и пытаясь угадать, какая фигура заключена внутри. И вдруг страсть, неодолимая, как смерть, подступила к ней и захватила в плен, и, уже не думая о том, что из всего этого получится, Танаис ударила молотом по резцу в первый раз…

Она работала, не отдыхая, до захода солнца, а когда опустила руки, на фоне пламенеющего заката вырисовывался четкий силуэт обнаженной женщины, охваченной безумной страстью.

Садасив долго смотрел на статую, и короткие судороги пробегали по его красивому смуглому лицу.

– Если бы ты мог еще оживить ее, – хрипло сказал он, наконец, тяжело и часто дыша. – Ты будешь работать со мной.

– Ite, missa est…

Прихожане направились к выходу, и, выждав, когда собор опустеет полностью, Артакс подошел к священнику.

– Благодарю за прекрасную проповедь, святой отец. Воистину, сам Господь вещал вашими устами.

– Боюсь, Господь забыл несчастную Ирландию и своего недостойного слугу…

– Почему вы так думаете, святой отец?

– Потому что католическая вера подвергается гонениям со стороны англиканской церкви, но Господь не снисходит до заступничества за нее.

– Вы не шутите, святой отец? Возможно ли, чтоб христиане терпели притеснения за веру от единоверцев?

– Ирландцы славятся своим остроумием, но я не нахожу, признаться, повода для шуток в бедствиях моей страны… Гэлы приняли христианство в те времена, когда предки англичан были язычниками. Сам святой Патрик крестил их еще в пятом веке, попутно изгнав с изумрудного острова всех змей. Но когда норманны захватили Ирландию, покровитель гэлов уже вкушал райское блаженство, не то он отыскал бы средство и против них. С тех пор Ирландия служит огородом и пастбищем для потомков норманнов – англичан, которые исповедуют протестантство… Я ревностный католик и служу настоятелем Дублинского собора более тридцати лет, но порой мне кажется, что Бога нет и люди выдумали его как еще один предлог для войны…