Саида Абанеева - Богов любимцы. Том 3

– Ограбили по дороге… Сняли всю одежду, а взамен дали эти лохмотья… – жалко пролепетал нищий и приготовился уже к разоблачению и изгнанию, но толстяк неожиданно сменил гнев на милость и приказал:

– Умойся, переоденься и займись уборкой кладовой!

Нищий кинулся в указанном направлении и, толкнув незапертую дверь, оказался в царстве пищи.

С потолка свисали копченые окорока, и даже под пыткой нищий не смог бы сказать, ногою какого животного они были в прошлом. Колбасы, свиные, говяжьи, бараньи и рыбьи туши, птица и дичь, сыры всех сортов, бочки с соленьями, медами, винами и квасом, овощи, будто только что сорванные с грядки, фрукты заморских стран, свежие, сушеные, моченые, в виде компотов и в виде варенья, крынки со сметаной, сливками и молоком, горы арбузов и дынь окружили его со всех сторон, словно невзначай просыпавшись из волшебного рога изобилия.

Нищий почувствовал, как пошла кругом его бедная голова, и, не успев даже подумать о последствиях, сорвал с гвоздя круг копченой колбасы. Его зубы впились в ароматнейшую, нежнейшую мякоть, и сладострастная дрожь пробежала по всему его телу от макушки до пят.

Он глотал куски, не разжевывая и не успевая насладиться вкусом, одновременно жадным взором выбирая следующий деликатес, и больше, чем смерти, боялся, что его застигнут на месте преступления прежде, чем он отведает ото всего, что хранилось в огромной кладовой.

Он давился нежнейшими окороками, запивая их фалерном, торопливо надкусив яблоко, отбрасывал его в сторону и тянулся к виноградным гроздьям. Он уже не мог есть, едва переводя дух от тяжести в желудке, но отказаться от еды было свыше его сил. Он сопел, чавкал, вздыхал, пыхтел, отдувался, стонал и жрал, жрал, жрал. Он наедался за всю свою голодную и жалкую жизнь, за сиротское детство, за отроческие унижения, за преступную молодость, за бездомную зрелость, за одинокую, нищую старость, и впервые в жизни чувствовал себя человеком.

Наконец, сытость полностью лишила его возможности двигаться, и, растянувшись на арбузном Олимпе, он благостно пробормотал:

– Ну вот, можно и помирать… Теперь пусть пытают и казнят… Я никогда об этом не пожалею…

– Сударь, ради Христа, подайте что-нибудь на пропитание…

Перед Артаксом стоял здоровенный малый, довольно, впрочем, красивый, и с робким видом протягивал к нему лопатообразную ладонь.

– Не стыдно ли вам, почтенный, побираться? Вы молоды, здоровы, сильны. Отчего же вы не зарабатываете себе на жизнь честным трудом?

– Сударь, не для себя прошу! На моем попечении находится старик, дряхлый и полубезумный. Он так плох, что я не могу надолго оставлять его без присмотра.

– Проводите меня к нему. Возможно, я сумею оказать ему помощь.

– Извольте, сударь. Однако я не думаю, что ему сможет помочь кто-нибудь, кроме Господа Бога…

Парень повернулся и зашагал через сжатое поле к лесу. Артакс последовал за ним.

– Как ваше имя? – спросил он своего проводника через некоторое время.

– Зовите Биллом, не ошибетесь.

– И кем вам приходится этот старик?

– Товарищем по несчастью… Встретил его на дороге. Мокрый, грязный, дрожит то ли от холода, то ли от лихорадки, то ли от страха, ну точь-в-точь как бездомный пес… Пожалел я его… Родителей я не помню, ну и решил: пусть будет мне вместо отца. Чтоб было, о ком заботиться… А он, видно, не в своем уме… Все твердит, что он – король, и как только вернет себе престол, назначит меня лордом-канцлером… Ну да я с ним не спорю. Известно, старый – что малый…

В шалаше из еловых лап, на сухом сене лежал седой старик в лохмотьях.

Артакс участливо склонился над ним и спросил:

– Что у вас болит, сударь?

Старик открыл мутные голубые глаза и хрипло прошептал:

– Душа… у меня болит душа… Но я не душевнобольной…

Артакс вынул из кармана несколько монет и протянул Биллу.

– Раздобудь какой-нибудь еды, Билл. И вина.

– Сэр Вильям, – поправил его старик. – Называйте его – сэр Вильям. Я возвел этого юношу в рыцарское достоинство. Кроме того, он является кавалером Орденов Подвязки и Золотого Руна. И пусть будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает… Жаль, что он не мой сын! Я сделал бы его наследником британского престола… Но я хотел бы стать Господом Богом, чтобы вознаградить его по достоинству…

– Как же случилось, что ваше величество оказались в столь бедственном положении? – не желая раздражать старика недоверием, осторожно спросил Артакс после того, как сэр Вильям ушел.

Старик слабо махнул рукой, и по его впалой щеке скатилась слеза.

– Это долгая и печальная история…

– Я не спешу, – сказал Артакс и сел возле ног старика.

– Трех дочерей имел я, и они, когда я одряхлел и обессилел, вступили в сговор за моей спиной, и, объявив меня безвольным и безумным, лишили трона, имени и чести… Лишь жизнь оставили, как видно, посчитав, что я для них отныне не опасен… Когда я покидал дворец, в котором вся жизнь моя прошла, мой бывший шут, как равный, по плечу меня похлопал с глумливою ухмылкою, и я был вынужден снести обиду молча, ведь не пристало королю в изгнаньи ответствовать на выходки шута… Я думал, что друзья минувших лет окажут мне свое гостеприимство, но двери все закрылись предо мной. Увы, несчастье сродни дурной болезни: все бегут от неудачника, страшась ей заразиться… Отвсюду изгнанный, без средств к существованью, я должен был, по мысли дочерей, безвестно сгинуть на большой дороге… И, верно, так бы и произошло, когда б не встретился мне этот славный парень… Вот в нескольких словах вся жизнь моя…

– Если угодно, я помогу вашему величеству возвратить престол, – сказал Артакс.

– Благодарю, но это ни к чему… Я понял всю тщету земных стремлений. Я долго был слепым и вот прозрел… Власть – это женщина, которая желанна, покуда ты не обладаешь ей… А впрочем, лгу… Ни властью и ни славой пресытиться нельзя, как и любовью… Кто испил хотя б однажды отравы этой, вечно обречен по ней томиться… Но и то постиг я, что лишь к тому, чего никто не может у нас отнять, должны стремиться мы. Изменит дружба и предаст любовь, померкнет слава, расточатся деньги, власть ускользнет из рук, иссякнет сила, но не изменят знанье и душа. То, что познали мы, навеки с нами, а душу с жизнью можно лишь отнять…

Несчастный король и отец устало закрыл глаза и в изнеможении откинулся на сено. Артакс нащупал слабое, прерывистое биение его пульса и, накрыв старика своим плащом, стал ждать возвращения сэра Вильяма.

Нищий открыл глаза и, вспомнив, где находится, сел на арбузах.

– Ну и влип! Что же теперь будет?.. А, наплевать! Семь бед – один ответ!

Он сполз с арбузной горы и уже не спеша, с видом знатока выбирая лакомства, смакуя каждый кусочек и стараясь отодвинуть подальше миг насыщения, стал вкушать от царских яств.