Саида Абанеева - Богов любимцы. Том 3

То был старик в жалком рубище; давно немытый и нечесанный, он походил скорее на какое-то несчастное и неухоженное животное, чем на человека, и, может быть, именно поэтому привлек любопытство Вара.

– Скажи, старик, что делаешь ты на улице в час, когда спят даже воры?

– А я и есть вор, – беззубо прошамкал старик и поднял на Вара слезящиеся глаза.

– Что-то не похож ты на вора, – с сомнением покачал головою Вар. – Воры ходят в парче и разъезжают на чистокровных скакунах, а твои лохмотья постыдился бы напялить на себя последний попрошайка.

– Я краду не золото. Я краду кусочки того покрывала, в котором бродит по свету Истина, оттого и в заплатах мой костюм…

– Если сложить твои заплаты, в них можно будет спрятать не одну истину, а, пожалуй, с полдюжины, – насмешливо улыбнулся Вар.

– На дюжины считают бутылки с вином, а не истину, которая едина.

– И ты можешь открыть ее мне, старик?

– Ты льстишь мне, незнакомец… Разве похож я на гения? Я похитил лишь несколько кусочков смальты и не в силах определить по ним, что изображено на мозаике в целом.

– Тогда зачем ты это сделал?

– Разве на мне все кончается? Придут другие люди, и каждый принесет свои кусочки смальты, а после явится великий гений и сложит из них законченную картину мира, такую простую, ясную и доступную каждому, что ни у кого не останется сомнений в ее истинности и совершенстве.

– Разве нужна людям истина? Разве к ней они стремятся? Золото, власть, поклонение – вот что прельщает их и лишает сна. А поиски истины никого еще не лишили ни сна, ни аппетита… Разве что тебя, старик…

– Истина ведь не грибы. Не все ее ищут, да и из тех, кто ищет, немногие находят… Но пока есть хоть один человек, который занят не поисками славы, богатства и могущества, но поиском истины, у человечества есть надежда…

– Объясни мне, старик, для чего людям истина? Что им в ней? Разве ее намажешь на хлеб или нальешь в стакан? Разве ею укроешься в непогоду или защитишься от врага?

– Истина насущнее хлеба и хмельнее вина, теплее плаща и спасительнее меча. И искать ее – важнее, чем найти…

– Крамольные мысли изрекаешь ты, старик, да вдобавок еще первому встречному… А если я донесу на тебя?

– Я слишком стар, чтобы бояться смерти…

– Есть много вещей на свете страшнее, чем смерть… Я видел людей гораздо крепче тебя, которые молили о смерти как о последней милости…

– Именно потому, что были гораздо крепче. А мое тело уже настолько обветшало, что его убьет первое же неосторожное прикосновение.

– Лучше тебе уехать, старик. Иначе может случиться так, что даже я не успею тебя спасти. Я ведь не вездесущ.

– Может, мне осталось жить только несколько дней… Неужто для того, чтоб сберечь этот жалкий остаток, я покину родину?

– Родина там, где хорошо.

– Хорошо там, где родина.

Вар снял с безымянного пальца массивный золотой перстень со своей монограммой и протянул его старику.

– Возьми. Он послужит тебе охранной грамотой.

– Даже от воров? – усмехнулся старик. – Благодарю тебя, незнакомец, но я не могу принять твой дар. Прощай.

– Прощай и ты, старик…

Вар медленно пошел по направлению к дворцу, но вдруг обернулся, пораженный какой-то внезапной мыслью, однако старика уже не было на перекрестке.

– Я хотел спросить тебя, старик… – потерянно прошептал Вар. – Но ты оказался чересчур проворен для своего возраста.

Вернувшись во дворец, Вар вызвал к себе начальника тайной канцелярии и, когда тот явился, отрывисто приказал:

– Переверни вверх дном весь город, но найди мне нищего старика в лохмотьях. Если хотя бы волос упадет с его головы, с тебя упадет голова…

Спустя час Вар пристально всматривался в лица сотен нищих стариков, но вскоре убедился, что его собеседника нет среди них.

– Я дам тебе мешок золота, если ты поможешь мне найти одного старика, – сказал он, обращаясь к ближайшему нищему. – На нем лохмотья еще ужаснее, чем твои, во рту почти нет зубов, он грязный, нечесанный и он ищет истину.

Нищий пугливо косился на телохранителей и молчал.

– Мешок золота! – нетерпеливо повторил Вар. – Ну!

– Я не знаю, о ком вы спрашиваете, господин, – плаксивым тоном ответил нищий. – Мы все – грязные, нечесанные, беззубые и в лохмотьях. И каждый из нас что-нибудь ищет на помойках, и даже иногда находит…

Один из нищих что-то робко промычал, и, живо подойдя к нему, Вар грубо встряхнул его за плечо.

– Ты что-то знаешь о нем? Ну, говори! И если ты укажешь, где его найти, я дам тебе мешок золота!

– Час назад умер мой сосед по помойке. Он часто молол разный вздор про какую-то истину, и порой я со зла на жизнь поколачивал его, потому что он был слабый и безответный…

– Ты говоришь, он умер час назад? – без выражения спросил Вар.

– Да, господин. Еле приполз откуда-то, лег, а когда я хотел поделиться с ним почти целым рыбьим скелетом, он был уже мертвый…

– И где он сейчас?

– Там и лежит. Я только успел замотать его голову тряпкой, чтоб не погрызли крысы или бродячие собаки, и тут меня схватили и притащили сюда.

– Покажи мне это место.

Они долго блуждали по грязным трущобам, о существовании которых Вар даже не подозревал прежде, и, наконец, пришли на городскую свалку.

Мертвец лежал на спине, и несколько собак уже рвали зубами его тщедушное тело, но разбежались при появлении людей.

Прежде чем нищий снял тряпку с лица трупа, Вар уже знал, что перед ним лежит тот, кого он искал.

– Похорони его, – сказал он, бросая нищему пригоршню золотых монет. – А утром приходи за мешком золота. Убирайся.

Когда нищий пропал среди гор мусора, Вар уселся на землю и еле слышно прошептал:

– Как посмел ты умереть, старик? Я о многом хотел тебя спросить… Но ты уже не ответишь… А кто еще осмелится сказать мне правду?.. Прав ли я?

Вар несколько мгновений не сводил глаз с лица трупа, словно ожидая ответа на свой вопрос, потом поднялся и медленно побрел прочь.

Когда он удалился, из-за кучи мусора вылез нищий и принялся рыть могилу руками.

– Видишь, как оно бывает, старик? Пока был жив, никого не интересовал, а как помер, так за тебя мешок золота дали, – бормотал он вслух, голосом пытаясь прогнать свой страх перед покойником. – Что же ты болтал про истину? Вспомнить бы, так, может, и второй мешок дадут… Ах, старик, знать бы раньше, так я бы каждое твое словечко записывал… Эх, старик, что же такое ты знал?..

Когда неглубокая яма была готова, нищий подхватил труп старика под мышки и подволок его к краю могилы, но, передумав в последний момент, стал обшаривать мертвое тело. На груди, под рваными лохмотьями, он обнаружил обернутый грязной тряпицей пакет на засаленном шнурке и, резким движением сорвав его с жилистой шеи покойника, размотал тесьму. Внутри находилось несколько потрепанных листков, аккуратно сложенных вчетверо. Дрожащими руками нищий развернул их, едва не разорвав, и жадным взглядом заскользил по строчкам. Буквы были написаны торопливым и неряшливым почерком, некоторые стерлись на сгибах и по краям, и нищий долго морщил низкий лоб и шевелил губами, прежде чем разобрался в каракулях старика, но, наконец, поднял сверкающий торжеством взгляд и тихо, из опасения быть услышанным товарищами по помойке, воскликнул: