Александра Давыдова - Лихорадка

Весною он повел меня в свою лабораторию. То, что я там увидал, не привиделось бы никому и в страшном сне; для медиков, однако, это шанс, какого не бывало с древности – вообще никогда. Шанс обучиться, не терзая и не пытая живых людей неопытной, неверной, грубой рукою.

Там содержатся образцы живого человеческого мозга, в которых он поддерживает жизнь – в том числе, мозг Пафнутия Семерни, если я догадываюсь верно. Все они выжили после лихорадки, очевидно, обладая неким свойством организма, что позволило противиться заразе некоторое время. Все они, однако, умерли снова, как с досадой признался Весновский.

С извлеченными тканями мозга умерших, а затем и с мозгами единожды выздоровевших он проводит опыты все эти годы, тщательно изучая реакцию на возбудителя лихорадки с помощью микроскопа.

Успехи достаточно велики: каждый мозг остается живым – по крайней мере, функционирует, насколько можно судить. На мой вопрос об этом наставник ответил однозначно, но по лицу было заметно изрядное неудовольствие.

В конце концов, примерно через две недели, Весновский рассказал о том, что произвел и обратный опыт: попробовал пересадить мозг одного молодого человека в тело другого, только что скончавшегося от лихорадки.

Результаты были неоднозначными: так, мозг сумел взять управление вегетативными функциями вроде дыхания и сердцебиения, даже издавать звуки посредством голосовых связок. Увы, но ни малейшего отклика на зрительные и слуховые раздражители так и не последовало, а звуки, издаваемые организмом, сводились к вою и слабо модулированному рычанию.

Трудно, однако, судить, сколько в том было вины излеченного мозга, а сколько – возвращенного к жизни организма.

Именно тогда Весновский и занялся тем самым прорывом: начал выращивать мозги искусственно. Сначала – просто мозговую ткань, затем – и целые органы.

Богохульство ли это? Я не знаю. Не хочу знать.

…1922 г.

Между прочим, все разрешилось просто: если использовать ткани живших людей, включив их в состав искусственных органов, основные навыки сохраняются. Человек способен ходить, видеть и понимать увиденное… остальное решается при помощи гипноза, которому искусственный мозг исключительно податлив.

Первые два тела, оживленные с помощью искусственного мозга, чувствуют себя нормально и идут на поправку. Я дико устал за последнюю неделю.

Хуже всего то, что докладом Весновского с нехорошей внимательностью заинтересовалась губерния. Причем, сколько могу судить по зачастившим сюда визитерам, не департамент здравоохранения, а почему-то военные. Нельзя сказать, что не в чинах особы, наоборот; но от взгляда любого из гостей холод бежит по позвоночнику. Что-то еще задумал наш безбожный нигилистический злодей?..

…1922 г.

…только о ней.

Лиза, Лизонька Калитина, что же ты снишься мне каждую ночь?

Не передать скудными словами, как благодарен я ей: не случись мне повидать, как прогуливаются под ручку по цветущему вишневому саду барышня Калитина с моим демоническим наставником и начальником, кто знает – возможно, послал бы к чертям всю эту дикую, богопротивную работу.

До этого меня уже с души воротило от наших санитаров, от вежливых пожарных, от извозчика, которых Весновский вернул с того света при помощи рукотворного мозга.

Ужасно, невыносимо думать, что в творении таких послушных, внушаемых, по-собачьи преданных существ из живых людей кто-то может искать смысл и единственное счастье в жизни. А ведь по речам Весновского никак невозможно судить о том, сохранилось ли в нем хоть один не погубленный клочок бессмертной души: он искренне убежден, что люди из-под ланцета у нас выходят счастливее и лучше, чем допрежь.

Слышал бы он полицмейстера, у которого обычные граждане вдруг стали убивать закоренелых преступников прямо на месте совершения злодеяния… и как убивать!

Если же он влюблен, что ж – возможно, все его глупости происходят от желания мир перевернуть ради Лизы Калитиной? Надеюсь, что так.

Я столь рад, что даже посвятил ей стихи. Потом сжег, перед тем как идти на сегодняшнюю утреннюю трансплантацию: глупая штука получилась, старомодная ода в совершенно державинском духе.

Весновский говорил, что Чрезвычайная Военно-медицинская коллегия скоро доставит сюда совершенно особый груз, который придаст нашей работе идеальной завершенности. А то мы не знаем, как долго раскачиваются жернова машины державной.

Черт возьми, не могу дождаться вечера, чтобы принять, наконец, ванную и отправиться с визитом к родителям Лизы. Человеческая жизнь, живые лица, настоящие люди – и та, кого смог полюбить Безумный Гений. Интересно…»

***

Яблоки в саду будто наливались теплым солнцем, копили его тяжелую осеннюю сладость. С луга тянуло скошенным сеном, в окрестных садах жгли листья, а утром по росе расползалась паутина изморози. Воздух стал по-особому, до звона прозрачен, над дорожками сада степенно проплывали серебряные паутинки. Лиза тенью бродила по дому за отцом и то и дело замирала в соседней комнате, до боли вцепившись в дверной косяк; сердце ее приплясывало около горла, трепыхалось, в ушах тяжело стучала кровь, мешала вслушиваться в разговоры домашних… И после каждой подслушанной беседы в груди Лизы разливалось тепло, становилось спокойно и радостно. До следующего дня, когда она просыпалась с одной лишь мыслью: вдруг все же решит уехать в город?

Каляевы отбыли после первых заморозков, Федор Петрович каждый раз, заглядывая на чай, басовито интересовался: «Не надумали еще переезжать?» Но отец отнекивался. Лиза точно не знала, в чем дело, но что-то неладно шло в Петербурге – должно быть, ремонт квартиры растянулся надолго, и потому решено было пока не возвращаться.

– Тем более, – приговаривал отец, – Лизавета перенесла болезнь. Лишний раз трястись в поезде, дышать гарью, как бы это не повредило! А в городе что? Туман, копоть, сквозняки. Здесь же воздух чистейший, и дом утеплить – усилий с гулькин нос требуется.

После того, как отец утвердился в необходимости зимовки на даче, Лиза и начала ходить за ним следом, подслушивать распоряжения для слуг – рамы заделать паклей, дымоход укрепить – и не верила собственному счастью.

Ее не увезут в город.

Она снова увидит Игната.

Первый раз, когда они с отцом проводили Весновского до больницы, и щуплый ассистент выскочил на крыльцо им навстречу, он показался ей всего-то смешным и нескладным, похожим на обгорелого встрепанного кузнечика. Потом в конце недели врачи пожаловали вдвоем в имение на чай, и «кузнечик» оказался весьма деликатным и умным собеседником, красиво сложенным, умеющим держать себя в обществе. Лиза еще не поняла, что влюбилась, но уже неотрывно следила за тем, как Резанов пил чай долгими глотками, а под гладко выбритой кожей спазматически дергался кадык. Её занимало всё в новом знакомом: и выдающиеся скулы, и привычка трогать подбородок во время разговора, и длинные нервные пальцы, и блестящие глаза… О, эти глаза!