Андрей Белянин - Ночь на хуторе близ Диканьки

– Не буду я его хапать, вдруг он кусается?

– Та вы не бойтесь, будет кусаться, я ж его вот этим молотком сзади по башке шандарахну. Такой благовест отзвоню, залюбуетесь!

– Дорогие, уважаемые, милейшие Вакула и Николя, – замогильным фальцетом раздалось из мешка. – Не сказал бы, что мы с вами такие закадычные приятели, но, однако ж, встречаемся не в первый раз. И ваше любезное предложение осчастливить меня молотком по затылку представляется мне несколько безрадостным. Возможно, сие видится только мне одному, не спорю! Но, может, уже как-нибудь договоримся?

– А ну цыть, чёртово семя! Ишь, моду взял лезть в разговор добрых христиан. – Кузнец и впрямь схватился за самый тяжёлый инструмент. – Вот уж я поучу тебя культурным манерам!

– Угомонись ты, – успел остановить ретивого друга молодой гимназист. – В конце концов, мы его для чего хотели поймать? Для разговора и совета.

– Так и шо ж, за то будем со всей нечистою силой миловаться?!

– Миловаться не надо, – уверенно донеслось из мешка. – Миловаться – это не ко мне, я с мужчинами не милуюсь. То исть не пробовал, и как-то, честно говоря, особого желания нет. Хотя ежели выбирать – либо так, либо молотом по башке, то, знаете ли… Может, я и зря так уж сразу отказываюсь?

Вакула и Николя слегка покраснели, потом, не сговариваясь, отвесили чёрту по пинку. Мешок крякнул, но матерно выражаться не стал, прокашлялся и вежливо спросил сквозь зубы:

– Ладно, ваши требования, панове?

– Завтра после воскресной службы в Диканьку заявится сам господин исправник, – деловито пустился обрисовывать скользкую ситуацию Николя. – Кто-то пустил слух, что у нас тут живёт ведьма и эта ведьма по совместительству… как сказать бы, чтоб никого не обидеть?.. как раз таки получается, что приходится родною мамой нашему Вакуле.

– Тоже мне новости, – хмыкнул нечистый из мешка. – Ну приедет, ну посмотрит, ну решит, что ведьма, а в чём проблема-то? У Солохи, как я понимаю, справка есть.

– Есть? – Молодой человек обернулся к другу.

Кузнец кивнул, пошарил где-то в углу и вытащил аж четыре листа, исписанные кривым крупным почерком.

– Озвучьте, – самым что ни на есть судейским тоном потребовал чёрт.

– Прочтите услух, паныч, а то шо-то у меня в носу свербит.

– Это как-то связано с чтением? – удивился Николя, но особо спорить не стал. – Что ж, с удовольствием зачитаю сей исторический и даже в чём-то научный документ. Итак… «Сей документ выдан благородной вдове пани Солохе в том, шо она николи не является ведьмой! А буде у кого сомнения, так с ними добро пожаловать в пекло, где и надлежит жалобу на то подать в письменной форме, на циркулярном языке, со всеми печатями и заверением не ниже уровня сорочинского заседателя, а то и самого пана комиссара. Так что всем, сим документом не удовлетворённым, прямая дорога в дупу, и шоб вы сдохли!» Отпечаток раздвоенного копыта и невнятная роспись на латыни. Вакула, мы идиоты. Причем оба…

– Та ну? – не поверил кузнец. – А шо не так?

– Подпись! Что нам стоило своими глазами прочитать, чего он там в конце накорякал? «За то душу свою отправлю прямиком в ад, в чём зуб даю и левой рукой подписуюсь. Полноправный чёрт славного Запорожского войска, рогатый пан полковник Байстрюк!» Представляешь реакцию господина исправника на такую бумагу?!

Николя опустился тощим задом на лавку, уронив лицо в ладони. Вакула замер в отчаянии.

– Слышь, носатый, ты это, тока не реви, – утешающе донеслось из мешка. – Байстрюк, он чёрт авторитетный и не таким, как вы, подставлял ножку в гопаке! С такою бумагой Солоху вашу по всем судам затаскают и в самый дальний Соловецкий монастырь сошлют покаяния ради! Нет, тут надо тоньше подходить, с определённым изяществом, в должной этой, как её…

– Пропорции? – рискнул вставить Вакула.

– Вот именно. Та развяжите меня уже, налейте горилки – будем думу думать…

В один миг прямо на наковальне была расстелена чистая тряпица, на ней, как по волшебству, появились ломти чёрного хлеба, белое сало в крошках крупной соли, две головки чеснока, крупная крымская луковица, а венцом всему – бутыль горилки, которая всегда хранится в доме хорошего хозяина. Пусть даже не для себя, но не бежать же в шинок, коли вдруг гости придут, верно же?

– Хм, а когда я тебя спрашивал, так мне, значит, нет горилки? – мрачно припомнил Николя.

– Та шо вы, как этот… сидайте вже, паныч. – Кузнец виновато поморщился и быстро выставил три глиняные стопки. – Ну и з богом, выпускайте бесюгана!

Николя покивал головой и молча пнул мешок.

– Э-э, образованный, ты чё? Думаешь, я отсюда сам не смогу выйти и тебе по ушам надавать?! Не зли меня, хуже будет!

– Один раз мы уже чёрту поверили, – ответил молодой гимназист на укоризненный недоумённый взгляд товарища. – А теперь пойдём другим путём.

– Чё-то я не понял, парни, вам нужен мой совет или так и будете кота за…

Николя быстро снял нательный крестик и приложил его к мешку в том месте, где, судя по натянутой ткани и характерным складкам, должна была находиться голова нечистого.

– Ой-й ёу-у! – С дичайшим воплем бедный чёрт в мешке взвился вверх, стукнулся об потолок, потом вниз, опять вверх, и так четыре раза, как попадья, случайно севшая на горячую плиту, а с плиты в корзину с яйцами. Вроде как в одном случае больно, в другом обидно, но и перепрыгнуть некуда.

Кузнец смиренно вздохнул и, не торопясь, убрал всю закуску с наковальни. Горилку зачем-то откупорил, понюхал (не прокисла ли?), заткнул обратно тряпочкой и тоже спрятал от греха подальше.

Николя меж тем спокойно поймал всё ещё подпрыгивающий на манер беременной жабы мешок, придавил его об пол коленом и с присущей выпускникам Нежинской гимназии вежливостью и тактом тихо спросил:

– Ещё раз к святому кресту лбом приложить?

– Ежели б ты, длинноносый, его мне ко лбу приложил, я б сознание потерял и не дрыгался, – вскинулся нечистый. – Но ты… ты ж мне… от такенное клеймо прямо на противоположное место припечатал, собака страшная-а…

– Ладно, вылезай, – слегка смутился молодой человек. – Я не нарочно. Но тем не менее! Вздумаешь с нами шутки шутить, и второй раз перекрещу без малейшего сострадания.

Вакула развязал тугой узел. Чёрт осторожно высунул наружу пятачок, поводил им слева направо и, не скрывая испугу (а причины были!), зачастил:

– Панове, я вам помогу! Вот чем хотите поклянусь, хоть бы меня, если совру, Святым Писанием на месте придавило!

– По рукам, – согласились суровые герои наши, но руки ни один чёрту не подал.

Он особо и не обиделся, на четвереньках выполз из мешка, без разрешения сел на лавку, тут же вскочил с неё, укоризненно развернулся и продемонстрировал на верхней части бедра, или по-простому ягодице, а по-научному – заднице вульгарис, свежий ожог в форме православного креста.