Андрей Белянин - Ночь на хуторе близ Диканьки

– Така велика честь служить вашей милости, – низко поклонился Вакула, пряча хитрую ухмылку. Он легко вспрыгнул на козлы, потеснив кучера, сам взялся за поводья и пустил лошадей медленным прогулочным шагом самой дальней дорогой, кругом, за околицей.

– Так что ж, кузнец, вот жалуются на вас. Пишут, что, дескать, мать твоя самая натуральнейшая ведьма. Як так? – Господин исправник искренне считал, что свободно говорит и на русском, и на украинском.

– Та вы шо, яка ведьма? Брешут! – уверенно откликнулся мамкин сын. – Хотя, по чести слово молвить вашему превосходительству, то на селе и впрямь нечисть балуе.

– Не верю.

– Да вот вам крест. – Богобоязненный Вакула абсолютно честно перекрестился на церковные купола. – Даже при дневном свете такие порой турусы подпускает, з хаты выходить боязно!

– До чего же глупый народ эти селяне, сплошь и рядом темнота с суевериями, – пробормотал властный чин, разгладил бакенбарды и громко пообещал: – Ничего, разберёмся!

– На то вы над нами и поставлены, – подтвердил кузнец, повернул лошадей, а через пару минут уже натягивал поводья у ворот собственного двора.

– Ох, та що ж такое деется, сыноньку?! – Из окошка высунулась перепуганная Солоха, буквально пару минут назад вернувшаяся домой. – Та що ж ты мени ничего не сказав, зараза така?! Ох ты ж, яки важны гости до нашей хаты, а я… я ж… Ничого не прибрано, не наготовлено, не жарено, не парено! Ой, лышенько-о….

Господин исправник хмыкнул в усы, тяжело спустился с коляски и шагнул к калитке, заботливо распахнутой перед ним Вакулой.

– От, ваша милость, не побрезгуйте з дороги, Христа ради! – Из хаты выпорхнула пани Солоха с бутылкой водки и полной рюмкой на подносе.

– Ну, отчего бы и нет?

– Та на здоровьечко! До дна!

Исправник привычно выдохнул, опрокинув рюмку прямо в рот. Потом замер на миг, поморщился, вытер глаза и недоверчиво икнул:

– Так это же обычная вода.

– Що?

– Вода, я говорю.

– Не може того быти! – твёрдо сказала Солоха, храбро отхлебнула прямо из горла и побледнела.

– Та и смотрю, мамо, шо опять нечисть балует, – подытожил кузнец, пока гость с хозяйкой недоумённо таращились друг на друга.

– А ласково просимо до моей хаты, – наконец опомнилась Солоха. – Я ж ще с утречку курочку в печь томиться поставила! От точно ж знала, що до мене таки важны гости заглянут!

Она, вильнув юбками, метнулась вперёд, а господин исправник деликатно придержал кузнеца за ворот:

– Спрошу ещё раз, парень. Только честно, маменька твоя не ведьма ли?

– Ни, ваше сиятельное благородие, – самым бесстыжим образом, глядя начальству прямо в глаза, второй раз соврал Вакула. – Маменька, она… ну, може, трохи того…

– Чего?

– Того. – Кузнец изобразил многозначительное верчение пальцем у виска. – Та вы не бойтесь, она трезвой не кусается, но як выпьет, у-у…

– Какой чёрт понес меня в эту Диканьку? – зачем-то спросил господин исправник и решительно шагнул на крыльцо.

Улыбающаяся от уха до уха прекрасная Солоха с поклоном растворила двери. Важный чин только и успел шагнуть на порог, как резко поскользнулся, замахал руками и рухнул в сени, увлекая за собой пытающуюся его удержать хозяйку дома.

Вакула удовлетворённо отметил грохот двух упавших тел, дребезг кочерги, звон битых горшков и насчитал в эмоциональной тираде господина исправника аж восемь ярких матерных вариаций.

– Да шо ж… ять, вашу за ногу… ять, такое творится?!

– Та я ж тут щас усим башки понаотворачиваю, щоб их усих приподняло та й гепнуло! Яка подлюка тут усе салом понамазывала, а?! Убью, убью же ж…

– Знову нечисть шуткует, – сокрушённо покачал головой Вакула, аккуратно перешагивая через порог, который его друг час назад собственноручно изгваздал свиной шкуркой.

Солоха вскочила на ноги легко, а вот тучного исправника пришлось поднимать в четыре руки. Вакула усадил дорогого гостя на лавку, придвинул стол и подмигнул матери.

– Мамо, подивитесь, який важный гость у нас в хате…

– Ой, божечки, так нешто я не бачу! – Прекрасная Солоха разулыбалась так, что господин исправник почти был готов сменить гнев на милость. – Та я ж вас сейчас отпотчую, бо вже, поди, курочка запеклася! Ще перед службой воскресною у печь поставила. От прямо щас мы её и…

Она открыла заслонку печи, и оттуда выпрыгнул чёрный, как турок, петух, в длинном прыжке вскочивший на стол прямо перед ошарашенным такой наглостью гостем.

– Эт-то… что?

– Кука-ре-ку! – ответил петух, прохаживаясь по столу.

– Заткнись, птица, не с тобою разговариваю, – холодно попросил господин исправник. – Я спрашиваю, какого лешего у вас тут про-ис-хо-ди-ит?!

– Нечисть балует, ваше превосходительство, – разведя руками вздохнул кузнец, и его бледная мама старательно заикала.

– Та-а-ак. – Суровый чин сдвинул брови, рыча, как не вовремя разбуженный медведь. – Нечисть, значит? Ну я ей, вашей нечисти, укорот дам! Я сюда велю… солдат, батальон со святой водою, я ж…

Он попытался встать, ибо любому ведомо, что столь грозные обещания пристало раздавать стоя, однако же…

– А-а?! Лавка проклятущая к штанам прилипла. Встать не могу… сукины дети… Кой чёрт понёс меня в эту Диканьку?!

Вакула скромно промолчал. Во-первых, он же и дал Николя добрый клей, дабы тот намазал скамью в оговоренном месте, а во-вторых, ответ на последний вопрос всё едино был ему неведом. Кой чёрт понёс, скажите на милость? Да вы же сами своей начальственной волей поехали по дурацкой сплетне сельскую ведьму посмотреть, хрен его знает за каким практическим интересом. И что ж теперича-то риторические словосочетания издавать, воздух сотрясать, материться почём зря в чужой хате при посторонней женщине. Всё равно объяснение одно…

– Нечисть балуе… – начал было третий куплет той же песни бодрый кузнец, но осёкся под пылающим взглядом приклеенного начальства.

– Иди сюда. Помоги мне.

– Як помочь?

– Отдери меня!

– Шо?! Я не… у мене невеста…

– Идиот! От лавки отдери!!!

– А-а, так то со всяческим нашим старанием! – Вакула подхватил господина исправника под мышки, напрягся и одним могучим рывком поставил его на ноги. Треск разорвавшихся шаровар форменного кроя был слышен на всё село.

– Твою же мать?!!

– А я и туточки, – шагнула от печи вконец перепуганная Солоха. – Може, вам що зашить? Дак я мигом, оглянуться не успеете, а штаны вже як новые. А ну, повернитесь-ка! У-у як всё запущено-о…

– Рот себе зашей, дура, – едва ли уже не на грани истерики простонал господин исправник. – Так, парень, выводи меня отсюда.

– Та вы ж, не во гнев будь отмечено вашей милости, хотели вызнать, шо моя маменька ведьма чи как? Ну там, може, ей епитимью какую…

– Мозг ей! Мозг, понимаешь?! Дура она! Живого петуха в печь суёт, мебель клеем мажет, вместо водки воду наливает, что вообще святотатство! – Их высокоблагородие оттолкнуло Вакулу и, прикрывая ладошками порванные шаровары, дунуло вон из хаты. – Руки хоть отмыть есть где?