Коллектив авторов - Поэтический фарватер (сборник)

И молодые офицеры,
Подняв оброненный платок,
В любовных тенётах химеры
Любовный делали глоток.

Гнал ветер листья по Фурштатской
(Здесь раньше был военкомат),
А через час на Петроградской
Вдыхали липы аромат.

Влюбился в ясные глаза Крестовки
Каменный давно,
И золотистая роса
Сверкала в травах за окном.

Крестовский нынче стал другим,
Ротонд и шлюпок нет в прудах,
Но, как и прежде, он любим,
И Жизнь кипит в его садах.

Беспокоен простор,
где разбавлено синее серым,
Где белесые гребни
вскипают и падают вниз,
Где опять назовут
имена боевых офицеров,
Сочетая стихию
и грусть поминальных реприз.

Что-то грезилось ей,
скромной женщине с именем Галя,
Прикоснувшейся вновь
к страшной теме, для сердца родной,
И под взглядом ее
голенастые свечи мигали
На плавучих венках,
уносимых балтийской волной.

Преподносит нам жизнь
сувенир, где заряд смертоносный
До особой поры
в полудреме безмолвен и тих,
Но замедленность действия
взрывом не менее грозным
Разразится нежданно,
вонзая осколки в мой стих.

Как вы сердцу близки
моему, офицерские жены!..
Только тот, кто обрел
этот титул, разделит, как хлеб,
Безысходность и боль
непомерной бедой обожженных,
Потерявших мужей
в субмарине, похожей на склеп…

Я шла по дремлющему саду,
А вдохновение моё,
Снося январскую прохладу,
Преображало бытиё,

И этот день прозрачно-синий
Без понуканий и удил
Этюдом стал пушистым, зимним,
Который в детство уводил.

Этюдом с крошками-домами
В платочках белых с бахромой,
Где незабвенный голос мамы
Привычно звал меня домой,

Призывно лаял пёс-ярыжка
(Люблю и в сердце берегу!),
И я бежала к ним вприпрыжку,
Теряя валенки в снегу…

Этюд в кипенье белопенном,
В стемневшем петербургском дне,
Затмив созвездия Вселенной,
Тихонько ластился ко мне.

Много ль надо нам в этом отрезке
На заслуженной тихой тропе?!
Но порой мы упрямы и резки,
С бывшей меркой подходим к себе.

Снова видим, какими мы были,
Снова верим, надежды творим,
Светлый день нами пройденной были
Вспоминаем – и ярче горим!

Один небезызвестный Римский Папа,
На бойню вдохновляя свой народ,
Сказал, что никого жалеть не надо:
«Бог мудрый – сам на небе разберёт».

Таким дай только повод для раздора,
Но лучше, если бы наоборот:
Любить плохих, хороших – без разбора,
А мудрый Бог на небе – разберёт.

В час, когда не горят фонари,
Вечность неизмеримо короче.
Я безумно люблю декабри
За их черные, яркие ночи.

В них закутаться, спрятать глаза
И заплакать – никто не заметит.
Так беззвучно пройдут полчаса:
Только я, и машина, и ветер.

Лишь бы не проскочить поворот
К месту, что притворяется домом.
И зарыться в рутину забот.
Так, как будто нельзя по-другому.

Эхом дня посветлел небосвод,
Разрывая чернильные клочья.
Я опять проскочу поворот
По следам улетающей ночи.

С детства я привык активно жить.
Жизнь порой и гнула, и ломала.
Преодолевая рубежи,
Я ошибок совершил немало.

Достиженья не всегда видны.
У друзей ходил в авторитете.
Ну, а много ль сделал для страны —
Разберутся наших внуков дети.

Ныне на леченье денег нет,
В чём судьбу нередко упрекаем.
И упал былой авторитет,
Что когда-то был непререкаем.

В творческом труде по мере сил
Я не поддаюсь печальным всхлипам.
Но компьютер вирус подхватил,
Заболел свиным, наверно, гриппом.

Шествую по жизни не спеша.
Этому причина – не усталость —
К старости жизнь вдвое хороша,
Сколько б этой жизни ни осталось.

Да, маринистика, конечно,
Пленила просвещённый мир.
Грин, Станюкович и – Конецкий,
Наш современник, мой кумир.

Нелёгкая в морях дорога,
Сквозь ярый шквал и полный штиль
Прошёл он! Мало или много,
Но больше сотен тысяч миль.

Сказал бы не «прошёл» – «проплавал»,
Я б суть морскую исказил.
Он много видел и по праву
Всё в чудных книгах отразил.

Другие, может быть, не хуже,
Он в творчестве – неповторим.
А я на море и на суше —
Всегда зачитывался им.

Простой, а для меня он – гений.
В нём – сердца пыл и моря гуд.
Все паруса его творений
К великой радости зовут.

Отель «Дельфин». Совсем не спится.
В отелях сон так неглубок.
К тому же утром ждёт граница —
Из Евроблока в Русский блок.

Стремимся к Бресту неуклонно.
Но на границе – чудеса:
Не вылезали из салона
При оформленье – два часа.

За час проехать было можно,
Я смело утверждать берусь.
Нас – два! – держали на таможне
Из Бяла Польска в Беларусь.

Когда-то в далёких военных
вам детство и юность сожгли.
Но светлые лики нетленно
на сердце и память легли.

Та жизнь словно сшита из клочьев
то огненных зорь из парчи,
то белых снегов с многоточьем
следов торопливых в ночи.

Глядят с фотографии лица —
их времени пульс не затих!
И память слетит на страницы
слезами героев живых…

Родные! Любовию вашей
мы были на свет рождены.
Не верьте, коль кто-нибудь
скажет, что годы нам те не слышны.

Они нам – бессонные ночи,
как вахты под вражьим огнём.
И теплится жизни росточек
из детства блокадных времён.

Заковали в обруч железный
в сорок первом году Ленинград.
О, как станет ему полезным
мой отец, точно добрый брат!

Молодой боец, сердцем быстрый —
родниковый ручей на лугу!
Я любовь его влагой чистой
Всю до капельки берегу.

Сироту, паренька-связиста
Что спасло под прицельным огнем
в минном поле с травой росистой
и с военным безжалостным днем?