Михаил Светланин - Бриллиант и крот

www.napisanoperom.ru

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© М. Светланин, 2014

© ООО «Написано пером», 2014

– Знаешь, сколько я могу рассказать тебе таких историй? Сколько я их выслушал про бывших мужей или про дружков старых. Одна женщина рассказала, перед тем как лечь со мной в постель, про своего женатого любовника, которого прождала всю молодость. Он приезжал, когда вздумается, видимо, без предупреждений. Он мог появиться в любой момент. И поэтому она ждала его всегда, вечно сидела дома, никуда не ходила с подругами. Огромная женщина метр девяносто. Рядом с ней я чувствовал лёгкую робость и мальчишеский азарт.

– Долго вы с ней?

– Нет. Хватило одного раза.

– Почему?

– Подумал: зачем её травмировать? После третьего раза она станет уверена, что у нас отношения. Начнёт планировать общее будущее, покажет мне семейные фотографии… Знаешь, сколько я посмотрел фотоальбомов?..

– То есть ты думаешь, после первого раза бросил и ты – молодец?

– Ну, не то чтобы… – Воронцов заметно смутился. Вопрос, очевидно, был не из приятных.

– А на самом деле вот что, по крайней мере, мне так объяснили. Я цитирую: «Если мужчина не позвонил на следующий (после первого секса) день, он либо умер, либо ему не понравилось». Таким образом, если бы ты пересёкся со своей высокой бабой ещё пару раз, а затем исчез навсегда, что ж, все мужики – козлы, поматросил и, как водится… то есть всё нормально. А ты что сделал?! Она же осталась уверена, что тебе не понравилось! Иначе говоря, она не нравится мужикам! Одно из самых горьких для женщины разочарований. Добавил комплексов романтичной, пусть крупноватой, даме, способной всю жизнь ждать… ждать чуда.

– А кого это ты процитировал, скажи, пожалуйста?

– Женщину психолога!

– А вы с ней долго?..

– Нет. Также хватило одного раза…

– Вот, то-то.

– При других обстоятельствах я бы сбежал, вообще не притронувшись. Суди сам. Едва войдя в её жилище, я поневоле вспомнил время, когда мы были юношами. Наша жизнь проходила тогда в трущобах деревянных бараков. Жили там, конечно, разные, но большей частью с самого детства пьяные люди. Весёлые и пьяные. Все друг друга знали. Все почти ставили брагу в шифоньере, кто-то торговал по ночам водкой. Воровали друг у друга картошку по ночам прямо с грядки. Дружили. Через общих подруг ребята заражали один другого триппером. Ревновали.

Теперь мало кто остался в живых из той компании. Недавно на очередных похоронах мы встретились вместе. Мы вообще собираемся по большей части на похоронах… Я сидел, разглядывал моих бывших собутыльников, какими они стали за тридцать лет… Ты знаешь, их восковые лица нагнали на меня тоски-печали много больше, чем вид чистенького, в белой сорочке и в галстуке в горошек виновника собрания, лежавшего в гробу. Я его таким, кажется, никогда при жизни не видел. А лицо какое!!! Обычно уставшее от мелких страстишек, от злорадства. А тут смотрю на него: выражение спокойное и, знаешь, даже торжественное.

Машина тронулась. Вершинин пристегнулся ремнём и устроился поудобней. На улице темнело, в открытые окна старенького авто потянуло тёплым ветром, лёгким ароматом сирени. Вершинин вдруг почувствовал прилив тихой радости – наверно, уже несколько лет он не ездил на пассажирском сиденье вот так, чтобы просто прокатиться. Обычно ему много приходилось гонять по городу, жечь бензин по этим вечным пробкам, торопясь и опаздывая. Вечерами же он всегда был дома. Уставший, готовил, потом ужинал в большой комнате за письменным столом, расстелив старую газету. Потом убирал посуду и доставал из верхнего ящика рукописи и авторучку. Или, разлёгшись на диване, читал что-нибудь про набеги кочевников, как они покоряли оседлые народы, без предупреждений нападая на мирное население. Как убивали мужчин, а лучших забирали с собой, чтобы бросать их в бой на передовую на верную гибель. Насиловали женщин, грабили и опять, опять скакали дальше, вперёд огромной, не побеждённой ещё никем армией, владевшей, казалось, целым миром. В крови Вершинина было много азиатской примеси. Читая, он, как ему думалось, всё лучше понимал себя, свой суровый, весьма жестокий нрав, свою хитрость, лукавство и заносчивость…

Так проводил время Вершинин. Но сегодня почему-то всё было иначе и не надо было крутить руль, притормаживать, спешить на зелёный светофор. Вершинин смотрел в густую уже темноту, как в ней загорались цветные огоньки. Старенькая «Волга» мягко покачивала на рессорах, поскрипывая, катила по знакомым улицам. «Хорошо всё-таки иногда побездельничать», – подумал он и от удовольствия тихонько мурлыкнул.

– Вот прямо у всех всё так плохо-преплохо?

Вершинин задумался. Через несколько мгновений его взгляд замер, а на губах появился оттенок улыбки.

– Нет. Пожалуй, есть одно приятное исключение. Была там среди прочих одна пара: она повар, он тоже где-то работает. Работает очень много, сильно устаёт, зарабатывает большие деньги. Раньше, по обыкновению, они с женой пили после работы. Он принесёт водки, она со столовой разных закусок…

– Ну, огурчики, там, уже нарезанные солёные, кусочки сыра, правда, чуть подсохшие с одной стороны…

– Два салата в баночке, один рыбный. Литр рассольника в другой баночке… Не перебивай!.. Как назло, наш герой пьяный становился злым и чуть не каждый раз супруги в былые времена дрались. И хоть жена и научилась мало-мальски отмахиваться, хвататься вовремя за нож, звать на помощь своим хриплым, пропитым голосом, проблема становилась всё ощутимей.

Вершинин замолчал ненадолго, пока машина стояла на перекрёстке. По пешеходной зебре, покачиваясь, прошла молодая подвыпившая женщина. Проводив её взглядом, исполненным цинизма и похоти, он снова продолжил повествование.

– Но вот что такое настоящая семья! Что такое совет да любовь! В один день они сели и обсудили на трезвую голову назревшую проблему. И решение было принято! Зачем, собственно, пить? Станем лучше курить траву! И всё сразу изменилось! Жизнь началась весёлая, никаких драк, скандалов. Появился, не побоюсь этих слов, семейный очаг, символ тепла, уюта и счастья! Маленький такой очаг, в виде огонька папироски, набитой заботливыми руками поварихи.

– И к огоньку этой самой папироски наши супруги спешили теперь каждый вечер… Шли напрямик, проваливаясь по колено в снег февраля, а в октябре перепрыгивали огромные серые лужи, уединялись с ним под навесом старенькой веранды в жаркие июльские выходные… Ясно. Подожди-ка, ты мне, кажется, начал рассказывать про психолога…