Арбен Кардаш - Танец поневоле

– Ей-богу, теперь мне жалко бедняжку, – промолвила старушка.

– Дай-ка нож, отрежем ему голову. – Дядя Хелеф посмотрел на дядю Шах-Бубу. – Слышал я, полезно поесть вместе мясо козленка и орла. Если не веришь, как вернешься в село, спроси у доктора Назима.

– Доктору Назиму дай обследовать свою голову! – Дядя Шах-Буба отвязал веревку от колышка и начал завязывать орлу ноги.

– Что ты делаешь? – Дядя Хелеф не понял его действий.

– Повезу в Москву, скажу, что ты его поймал. – Дядя Шах-Буба снял с себя ватник.

Цавдар открыл глаза, они были неопределенного серо-зеленого цвета. Орел приходил в себя, но едва ли еще осознавал, в какую беду он попал. Наверное, пока он испытывал лишь боль в сломанном крыле.

– Держи мою палку, – сказал мне дядя Шах-Буба, а сам, завернув в ватник, поднял орла, одной рукой придерживая его за шею. – Пошли, тут нам больше нечего делать.

– Вай, дорогой Шах-Буба, разве так поступают? Неужели ты это говоришь серьезно? Зайдите домой, перекусите. Я уже приготовила…

– Нет. Не обижайся. Зайду в другой раз, когда вернется твой внук. Тогда и поедим, и выпьем. Будем пить из рога дядюшки Камала!

– Перед ребенком совестно мне. – Тенфе повернулась ко мне. – Ведь скажут, даже стаканом чая не угостила!

– Пусть пойдет и напьется из родника, – сказал дядя Хелеф. – Орла поймал я, а угощают других!

– Я уже напился, – ответил я дяде Хелефу. Мне также надоели его шутки.

– Заберите с собой хотя бы этого бедного козленка. Пусть Гюзель приготовит вам что-нибудь. Скажите, что я просила… Подождите, я найду, во что его положить…

– Нет-нет, не стоит утруждать себя. – Дядя Шах-Буба остановил ее: – Козленок пусть останется у тебя, найдешь, что с ним сделать, – и повернулся к дяде Хелефу: – Сними с него шкуру, разделай, потом уходи.

– Его мясо не влезет мне в горло, – сказала старушка.

– Тогда отдай тому, у кого в горло влезет все что угодно. – Дядя Шах-Буба опять взглянул на своего товарища.

– Наконец ты сказал хоть что-то умное. – Дядя Хелеф отнесся к его словам спокойно.

– Забирай, Хелеф, себе, – сказала Тенфе. Может быть, она почувствовала некоторое облегчение от того, что больше не надо возиться с козленком. Растила-то его для внука, который служит в армии, а если не судьба, то и сама не захотела есть его мясо.

– Грех отпускать победителя над орлом с пустыми руками. Все же, есть еще справедливость на свете! – Дядя Хелеф поднял козленка за задние ноги, потом сказал, обращаясь к Цавдару, находившемуся под мышкой у дяди Шах-Бубы: – Ты хотел его съесть, а съем все-таки я! Значит, не ты, а я из породы орлов! – Насвистывая, он удалился той же дорогой, какой и пришел сюда.

Дядя Шах-Буба не ответил ему ни словом. Мы попрощались со старушкой Тенфе и направились в сторону моста через Большую реку.

Мне было жалко Цавдара. Дядя Шах-Буба старался не сжимать орла, чтобы ему не было больно. Цавдар время от времени дергал ногами, а потом опять успокаивался. Наверное, боль пронзала всего его: тело, голову, крылья. Может быть, когда боль немного отпускала, он и пытался вырваться? Или хотел освободиться от этой боли в теле? Иногда он дергал головой, за которую держал его дядя Шах-Буба. Но, видя, что никакие усилия не помогают, ему приходилось мириться со своим положением. Как я понимал, большую, чем раны, боль орлу доставляло его бессилие, невозможность помочь самому себе. В глазах его, помимо испытываемой им боли, сквозили прежняя гордость и ненависть ко мне и к дяде Шах-Бубе, наверное, не забывал он и про дядю Хелефа с бабушкой Тенфе. Пожалуй, в эти минуты Цавдар ненавидел весь окружающий мир. Кто знает, какие еще чувства и желания его обуревали. «Если бы утром Халиса встретилась мне с полным кувшином, может быть, не было бы и этого несчастья…» – подумал я.

Но несчастье Цавдара на этом не закончилось…

Кто только ни приходил во двор дяди Шах-Бубы поглазеть на орла, за ногу привязанного к опоре навеса террасы.

– Ей-богу, ты велик, Шах-Буба! Мы еще никогда не видели, чтобы кто-нибудь поймал орла.

– Не я его поймал, – отвечал дядя Шах-Буба. – Это дело рук Хелефа.

– Хелеф поймал? – сомневались люди. – Такого не может быть!

– Если не верите мне, спросите у Кудрата.

– Да, это так, – подтверждал я.

– Тогда Хелефа надо представить к званию Героя.

– Сам он хочет орден Ленина, – смеялся дядя Шах-Буба.

– Да-а, шут шутом, но скромен!

– Как назвать орлом птицу, которую сумел поймать Хелеф? – насмехался еще кто-то.

Люди смеялись.

– Подкрался и ударил сзади, – сказал я.

На мои слова едва ли кто-нибудь обратил внимания. В глазах людей имя Хелефа роняло Цавдара со своей орлиной высоты. Если бы его поймал дядя Шах-Буба, бедняга не пал бы так низко.

Я думал: желание каждого человека – обрести вместо рук два крыла, оторваться от земли и свободно парить в небе, но человек так не может, ему это не дано. Он может летать лишь на чем-то, самим им созданном, но разве это можно считать свободным полетом? Нет, это совершенно другое, когда человек зависит от конструкции, которую он создал. Пусть он и испытывает чувство обретенной свободы и высоты, но его судьба при этом связана с конструкцией, в которой он находится, она же слепа, она не имеет души, и потому ей все равно, что может произойти с человеком. Вот почему человек, чувствуя свою зависимость, опасается ее… Иное дело – орел. Полет орла – это свободный полет, он летит, куда захочет, летит, сколько хочет. Он сам себе владыка, сам решает свою судьбу, и его жизнь в полете не зависит от чего бы то ни было… Вот почему люди завидуют орлам. Мне показалось, что они пришли во двор дяди Шах-Бубы, чтобы порадоваться унижению Цавдара, но никто не задумывался над тем, действительно ли это можно назвать унижением? Каждый пытался толкнуть его, ткнуть в него палкой, над ним насмехались. Дядя Шах-Буба одергивал их, но все равно и стар, и млад поступали по-своему.

Однако Цавдар оставался Цавдаром. Теперь, окончательно придя в себя, он, наверное, понимал ситуацию, в которую попал. Он, как мог, отвечал тем, кто толкал его, бросался на них, но короткая веревка, крепко удерживающая за ногу, отбрасывала его в сторону. И сломанное крыло Цавдара, подобно серому, прохудившемуся, рваному старенькому паласу расстилалось по земле, не подчиняясь ни телу орла, ни его мозгу. И Цавдар это понимал. Он медленно, бочком-бочком, отходил назад, словно говоря людям: «Ну хватит, достаточно вы меня помучили». Наверное, назад его тянула не веревка, привязанная к ноге, а боль в сломанном крыле. Но люди не думали о боли Цавдара. Они смотрели ему в глаза, и ничего в них не замечали. Люди не привыкли смотреть в глаза, орлам.

Дядя Шах-Буба послал меня за ветеринаром.

– Может быть, он чем-нибудь поможет Цавдару, – сказал он. Но ветеринар не пришел.