Владимир Любицкий - Век годами не измерить (сборник)

– Вперёд, на север!

Как и прежде, в кильватер идут две другие подлодки дивизиона С-56 и С-51. В рубке головной из них, флагманской, склонились над картой её командир Григорий Щедрин и комдив Александр Трипольский.

– Через сутки, полагаю, будем на широте Нью-Йорка, а там и до Канады рукой подать… – разминая уставшую спину, говорит Щедрин.

– Ох, не говори «гоп», Григорий Иванович… В этих местах, говорят, такие хуриканы буйствуют!..

– Что ещё за «хулиганы»?

– Хурикан – это карибский бог зла. Так что, добра от него ждать не приходится. Наш «ураган» как раз от его имени и происходит…

– Спасибо американцам – хоть карты у нас теперь приличные. С прежними на какой-нибудь остров напоролись бы да и сидели б робинзонами…

В этот момент лодка особенно сильно накренилась, Щедрин от неожиданности даже схватился за пиллерс.

– Ух ты, и вправду качка усилилась! – По переговорной трубе командует: – Боцман, проверить крепление по-штормовому!

Кажется, корабли попали в один из кругов ада. При диком рёве урагана, под шквалистыми потоками ливня лодки швыряет с борта на борт и вертит, словно бумажные кораблики в уличных воронках. Через шахту подачи воздуха к дизелям, через люк центрального поста то и дело врываются мощные потоки, заливая отсеки. Помпы, включённые на полную мощность, не справляются, и моряки скоро оказываются по колено в воде. При очередном ударе волны лодку заваливает на 45 градусов, и Щедрин слышит тревожный рапорт штурмана:

– Сгорела гиросфера компаса!

– Этого ещё не хватало! – скрипнул зубами командир. – Теперь главное – двигатели уберечь, а то и, правда, к богу… этому чёртовому Хурикану… попадём! Прямо хоть люки задраивай…

– Смотри, не задохнулись бы люди, – покачал головой Трипольский. – Да и взорваться недолго – водород ведь…

– Будем проветривать почаще. Лучше бы, конечно, и вовсе на глубину уйти.

– Нельзя. Американцы знают, что у нас приказ идти в надводном положении. Чего доброго, под водой не признают – торпеду пришлют в подарок!

– А как там Кучеренко? Держится? – Щедрин приникает к окуляру перископа. Однако на поверхности до самого горизонта – лишь свинцово-тяжелые водяные валы.

– Ох, раскидало нас по всему океану… Батюшки – солнце! – вдруг восклицает он.

И вправду: посреди бушующей стихии вспыхивает солнечная полоса, отчего море выглядит ещё более зловещим. Трипольский поднимает глаза вверх и видит над океаном голубой круг ясного неба.

– Глаз Хурикана, – замечает он. – Самое страшное место тайфуна. Теперь держись!

С-54 тоже бросает то с борта на борт, то с носа на корму и обратно. Братишко неимоверными усилиями удерживается за перила рубки, время от времени попадая под яростные водопады. К нему поднимается штурман Тихонов.

– Я на смену, Дмитрий Кондратьевич.

– Что, время? – Братишко передаёт ему бинокль. – Я думаю, вахту экипажу надо сократить – пусть стоят не по четыре часа, а по два. Побережём ребят – им ещё воевать…

– Хорошая мысль, товарищ капитан-лейтенант. Качка до нутра выматывает, особенно молодых.

А в одном из отсеков парторг лодки, старшина электриков Казимир Вашкевич уединился с Константином Соколовым – виновником недавней аварии дизеля.

– Ты с каких пор на ребят волком смотришь?

– А как прикажешь – зайчиком? Думают, я Ваня-дурачок – ничего не вижу…

– И что ж ты видишь?

– А то! Как случилось это с дизелем, все как с больным разговаривают. А кто и вовсе стороной обходит. Будто я зараза какая…

– Да кажется тебе всё это!

– «Кажется»? Ты Лосева, старшину моего послушай. Вчера спрашивает: «Соколов, ты ногти давно стриг?» А позавчера: «Ты зачем окурки в гальюн бросаешь?»

– А в самом деле – зачем?

– Ну а что – каждый раз на палубу их нести? Или в карман прятать?

– Зачем? Для этого есть определённое место. Да и ногти стричь – не последнее дело. Морскую культуру ещё никто не отменял…

– Какую культуру? Не сегодня-завтра в бок шарахнет – и рыбам будет всё равно, кого обгладывать: меня с ногтями или тебя без ногтей!

– Ну что ж, может и шарахнуть. Но мы-то пока не рыб ловим – мы…

– Сейчас ты запоёшь: когда страна быть прикажет героем, у насгероем становится любой… Знаю, сам пел!

– Константин, – удивился Вашкевич, – я смотрю, ты совсем одичал?! Надо бы тебе ребят поближе держаться, а? Вступай-ка в комсомол! У нас почти вся лодка партийно-комсомольская – три человека всего неохваченных… Будешь на собрания ходить, в общих делах участвовать смотришь, и хандра пройдёт.

– А рыбы что, комсомольцев не жрут?

– Говори, да не заговаривайся! Здесь, между прочим, тоже фронт.

– А я сюда просился? Вообще – меня кто-нибудь спрашивал, где мой фронт? Я немцев бить хочу! Немцев, понял?! По какому праву кто-то решил отправить меня в эту кругосветку? И вообще: ради чего нас, двести человек, послали за тысячи миль эту хлябь глотать? – Соколов сплюнул и растёр по паёлам густой солёный сгусток.

Переведя дыхание, он посмотрел Вашкевичу в глаза:

– Что молчишь? Пойдёшь сейчас докладывать, что Соколов морально разложился? Иди! Беги! И что ты мне сделаешь? Арестуешь? Но мы все тут в одной душегубке. На берег высадишь? Так неизвестно, дойдем ли мы до того берега. Расстреляешь по команде командира? Давай, стреляй!

Соколов уже почти кричал, и только рёв урагана за кормой мешал услышать его вопли кому-нибудь за пределами отсека.

Вашкевич долго молчал, потом ответил медленно – будто самому себе:

– По-моему, человек живет не ради того, как умереть, а ради того, как жить. Ты, конечно, не трус. Но ты – один. Одному – труднее. Потом сам поймёшь – стыдно будет.

– Поэтому ты меня в комсомол агитируешь? – спросил Соколов насмешливо. – Опять клясться, что буду верно служить… тыры-пыры…? Так я же присягу давал – на кой чёрт опять лбом биться? Или теперь уже «служить верней верного»?! Нет, Казимир мой дорогой, – проговорил Соколов, успокаиваясь, – я и без комсомольского билета Родину защищать буду. И не хуже твоего. Хотя, конечно, притвориться проще: написать заявление, билет получить для галочки… Но тебе-то это зачем?

Утро встретило подводников тихим снежком. Море жадно глотало густо падавшие снежинки, словно утоляло жажду после трёх ураганных суток.

Григорий Щедрин, получив доклад штурмана, констатировал:

– Александр Васильевич, крепенько нас качнуло! Отклонение от курса – 60 миль, повреждены цистерны главного балласта, покорёжен легкий корпус, затоплен снарядный погреб.

– Ну, а до Галифакса своим ходом дотянем?

– Должны дотянуть – недалеко осталось.

Спустя некоторое время вахтенный офицер докладывает:

– На горизонте неизвестные корабли!