Нонна Орешина - Небо земных надежд

Мишка достал отвертку, плоскогубцы с обмотанными синей изоляционной лентой ручками, небольшой молоток и принялся для начала изучать крепление приборов, которые Димке казались намертво впаянными в матово-серую панель, разделенную белой разметкой на неравные прямоугольники.

– Ежели разобраться – железки все это, электричество. А сам самолет – из стали, да алюминия, как мамкины кастрюльки, только сплава специального, с добавками. О движке особый разговор, там я мало что знаю, не долез пока… Еще горючка – керосин особый. И вот ежели все это вместе головасто собрать, такая фартовая штука как самолет получается, – Мишка бормочет себе под нос, а голые руки его сноровисто что-то ощупывают, подковыривают, откручивают. Пальцы, украшенные старыми и только-только поджившими порезами, покраснели. Он отогревает их дыханием, время от времени прячет в рукава куртки, но варежек не надевает.

– Дай, помогу… – не выдержал Димка, чувствуя странный зуд нетерпения. Он не надеялся что-либо понять в этом продуманном нагромождении и желания подключиться к разорению так торжественно-красиво оформленной кабины тоже не было. Мальчишеской сутью своей он ощущал неосознанное восхищение техническим совершенством, с которым так близко и странно столкнулся впервые. Впервые почувствовал магическое притяжение его, а потому испытывал неловкость. Но если такому богатству все равно суждено погибнуть… Да и трудно сидеть без дела, когда рядом друг сопит, пыхтит, старается, а то и ойкает, когда инструмент срывается с железа на палец.

– Вдвоем разве развернешься тут? – Мишка работу не прерывает и на Димку не смотрит. – Я ж тебя для чего взял? Для компании. Одному – интереса нет, и чуток боязно. С парнями пойдешь – все себе заграбастают. А так поделим, что заработаем, по справедливости.

Наконец, сняв часть панели, один из приборов Мишка вынул. Не трудно было догадаться, что это часы. За ними из темного нутра под приборной доской потянулись разноцветные провода. Мишка отщелкнул их кусачками. Небольшой магнитный компас свинтился легко. А вот с прибором, в центре которого, красиво распахнув тонкие крылышки, разместилось условное изображение самолета, еще крест из стрелок и разные значки и черточки по кругу, пришлось повозиться. Мишка назвал прибор командно-пилотажным, а когда Димка спросил, кому же он может понадобиться на земле, неопределенно пожал плечам:

– Кому-нибудь сгодиться. Сейчас все хапают, не в дело, так для красоты. Богатенький чувак, может, на яхту себе поставит, иль в кабинете, для понту.

Димка окончательно замерз и Мишка, дав ему запасную отвертку, посоветовал попробовать снять часть панели с правого борта, где тоже размещались лампочки, кнопки и ряды маленьких, похожих на восклицательные знаки, тумблеров. Пришлось стянуть варежки. Руки вскоре окоченели, пальцы перестали гнуться и отвертка, выпав из них, скатилась на пол. Теперь надо было ее искать, шаря ногами под сердитые причитания Мишки.

Между тем солнце сползло за горизонт незаметно и осенние сумерки, подобравшись крадучись, накрыли городок, летное поле, всю степь и кабину самолета серым, еще беззвездным покрывалом.

– Шабаш, – сказал, наконец, Мишка, потягиваясь. Потом достал из-за пазухи большую брезентовую сумку и стал складывать в нее снятые приборы. – Самое время смываться: пересменок сейчас у охраны, в дежурке все. И ближе к ночи бродячие собаки в стаю сбиваются – злющие. Рыщут по степи. А может и волки… – он передернул плечами, и Димке тоже стало не по себе.

Он только сейчас вспомнил, что обещал вернуться домой засветло. И если мама позвонит Мишке, а там выяснится, что они куда-то ушли и до сих пор их нет… Отец в день полетов возвращается позже обычного, но кто знает, как будет на этот раз?

Разоренная кабина, словно череп, зияла пустыми глазницами, и друзья-добытчики поспешили покинуть ее. Это было легче, чем взобраться. Димка просто прыгнул, хотя видел – высоковато, и земля словно обожгла ступни ног. Но унты смягчили удар, длинная куртка надежно защитила спину и копчик.

Мишка, прежде чем покинуть самолет, передал другу брезентовую сумку с приборами. Она была тяжелой, Димка едва не выронил, когда принимал. Невольно подумал, сколько же они заработают, и что достанется ему? Мысль о том, что это воровство, уже не приходила в голову. Все казалось забавным, полезным мероприятием, чем-то схожим с походом по грибы. Те тоже, если вовремя не собрать, зачервивеют, сгниют, но… на пользу будущему урожаю.

Взяв сумку с обеих сторон за ручки, ребята поспешили к городку, уже загоревшемуся вдалеке окнами высоких зданий. Над всеми огнями, как маяки, сияли рубиновые звездочки на трубе котельной и на водонапорной башне. Заблудиться невозможно, и Мишка, срезая путь, пересекал самолетную территорию по диагонали. Но истребители-бомбардировщики стояли местами так плотно, что приходилось петлять, обходить их. За фюзеляжами и высоко расположенными крыльями не то, что огней домов, даже красных сигнальных видно не было. Давно пора бы добраться до недостроенного здания, откуда берет начало траншея, но вокруг были лишь самолеты и разобранные части их.

Небо, становясь темно лиловым, засеивалось звездами. Сначала крупными кое-где, потом щедро, россыпью. И, наконец, туманным шлейфом лег Млечный Путь. Казалось, бесконечность дневного неба укротили звездным потолком. И безмерность голубой высоты превратилась в конкретные километры и парсеки волнующе-черных космических глубин. Осенний вечер плотно лег на землю, лишь на западе, по кромке горизонта, отсветом потухшего заката спокойно розовел краешек степи.

Ничего этого ни Димка, ни Мишка не видели, потому что земля была уже совсем черной и, чтобы не спотыкаться о кочки и обильно разбросанные железяки, смотреть приходилось только себе под ноги.

Вечерним небом любовался заступивший в наряд лейтенант Сергей Бакланов. Теперь, когда солдат срочной службы в гарнизоне было наперечет и нарасхват, а сверхсрочников еще меньше, охрану аэродрома и прилегающей к нему территории приходилось нести самим офицерам – техникам, инженерам и летчикам, в основном тем, кому в ближайшие дни полеты не планировались. А уж трем лейтенантам, год после училища прослужившим в строевой части, но почти не летавшим в здешнем небе, сам Бог велел потрудиться на земле.

В это дежурство Сергею достался самый ненавистный летчикам объект – Зона хранения и утилизации списанных с вооружения истребителей-бомбардировщиков и разведчиков. Они пригонялись из разных мест после расформирования воинских частей, прилетали своим ходом. Парами, звеньями, чаще одиночно, без прощального круга – горючего заправляли строго на перелет, а то, что оставалось, бережно сливали в чистые емкости – бывший воздушный боец покорно заходил на посадку. Как обреченный на заклание конь, который не знает еще своей участи, но чувствует по поведению людей, по каким-то только ему понятным признакам, интуитивно свою судьбу. Но если животное может сопротивляться, упираться, храпеть, по-своему выражая страх и негодование, то что может сделать хотя и талантливое, но искусственное творение человека? И когда, подцепив водило, самолет стаскивали с бетона, в душе Сергея что-то вздрагивало, переворачивалось.