Нонна Орешина - Небо земных надежд

Худощавый, плечистый майор Демин танцевал чуть в стороне от всех, уверенно ведя свою белокурую жену, одну из самых красивых женщин в гарнизоне. На ней было немного старомодное, но очень шедшее ей платье из светлого шелка, удлиненное и сильно расклешенное книзу. Когда она кружилась, становились видны стройные ноги выше колен, и вся она в разноцветных бликах светомузыки была похожа на порхающего мотылька. Правда, майор никак не тянул на цветок, скорее, на надежный сучок защитного цвета – на танцы не принято было надевать синюю парадную форму. Он не сводил с жены влюбленных глаз и казался лет на десять моложе.

Подполковник Ивашов, став штатным руководителем полетов, располнел, но рядом со своей женой с пышными формами, казался лишь упитанным. Они ритмично пританцовывали, переминаясь с ноги на ногу. Ивашов то и дело поглядывал в сторону молодежи, где было немало приятных молодых женщин. В том числе и заведующая столовой Лидия Павловна, с которой, если верить слухам, у него был затянувшийся тайный роман. Зато подполковник Лапин кружил свою раскрасневшуюся Наталью Львовну с упоением бывалого танцора, и заглядываться на хорошеньких женщин при жене не решался.

Командир полка полковник Тимошин тоже был в зале, но не танцевал, а беседовал о чем-то с подполковником Ивлевым, отойдя в самый дальний от сцены угол. Беседа была, видимо, не из приятных, потому что на лице заместителя по воспитательной работе, кроме цветных пятен от мигающих лампочек, появились и свои собственные – красные.

– Почему вы не танцуете, Сережа? – тихий голос показался громче ударников, выбивающих оглушительную дробь. Бакланов резко обернулся, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в улыбке.

– Здравствуйте, Виталия. Как здоровье мамы?

– Спасибо, не очень… Но она прогнала меня в клуб, пригрозив, что иначе встанет и сама отведет за руку, – девушка тихо засмеялась. Она вся была тихая, в полутонах, в полуцвете. Сергей подумал, что когда-нибудь нарисует ее. На фоне бледного заката, в белом платье… А может, лучше в лиловых сумерках и только лицо, словно залитое лунным светом. Глаза… слегка треугольные, русалочьи. Светло-русые волосы струятся по плечам…

Глеб возник внезапно, он все-таки нашел то, что искал.

– Рад видеть вас, Вита. Разрешите пригласить на танец, – он умел быть галантно-настойчивым, и на танцах в училище не было девушки, которая сумела бы ему отказать. Он чем-то напоминал корнета старых времен: высокий, подтянутый, с идеальной выправкой – типичный правофланговый, плюс красный диплом и отличная летная характеристика.

– Извините, Глеб, но меня уже пригласил Сережа, – Вита положила руку Сергею на плечо, и ему ничего не оставалось как, виновато взглянув на Глеба, обнять девушку за талию и решительно ввести в круговерть жарких тел.

Сергей боялся, что его хрупкую спутницу тут же раздавят, собьют с ног, он топырил локти, пытаясь отвоевать рядом с девушкой максимум пространства. Но Вита, сняв руку с его плеча и выскользнув из танцевального объятья, легко и независимо повела свою партию, заставляя партнера подчиниться ей. Нет, она была не так беспомощна, как казалась. В напряженном, постоянно меняющемся изгибе рук, в гордом повороте изящной головки, в том, как отцокивали быстрый ритм каблуки ее туфелек, чувствовалась уверенность в себе и вызов.

Сергею казалось, что он движется так же легко, непринужденно и смело, что никогда его сердце не испытывало столько нежности и тепла. Что во всем зале только они вдвоем и это прекрасное продлится вечно…

Идиллия была недолгой. Высокая фигура Глеба мелькнула раз, потом второй… И вот он движется уже рядом, сосредоточенный, немного надменный и бледный по сравнению со своей раскрасневшейся партнершей – дочерью майора Веслова миловидной Алей.

Они так и танцевали до конца дискотеки вчетвером, перебрасываясь то случайными фразами, то многозначительными взглядами и словами, иногда подкалывая друг друга. Аля, ничего не подозревая, беззаботно смеялась, подтрунивая над всеми, кто попадался ей на глаза и острый язычок.

Наконец, трижды мигнул свет, цветные всполохи увяли, и музыка словно съежилась, лишившись замолчавших ударников. В динамиках зашуршало, пискнуло, и начальник клуба – молодцеватый капитан Уткин, поздравив всех с началом второго дня нового года, торжественно объявил, что уже полночь, и хотя завтра выходной день, но “…режим есть режим, и всем пора баиньки”.

Алю подозвал к себе отец, она о чем-то попросила его, но он отрицательно мотнул головой. Надев шубы жене и дочери, крепко взял обоих под локти. Аля с глазами полными слез махнула Глебу рукой, но тот, кажется, не заметил.

– Вита, разрешите, я вас провожу, – настойчивый тон друга показался Сергею излишне назойливым, но он сказал примиряюще:

– Мы проводим вдвоем, если вы, Вита, не возражаете.

– Втроем… Тем более, что они весь вечер танцевали с вами, Виталия, а я – нет, – Шурка только ему известным способом, когда хочет, умеет отделаться от своих многочисленных партнерш, и они на него не обижаются. В другое время Лузгин пошел бы прямиком домой – спать. Он обожал это занятие, наверное, потому, что слишком много энергии уделял остальному времени. Но, поняв, что между друзьями назревает конфликт, посчитал своим долгом вмешаться.

И они пошли. Неотразимый, дальновидный Глеб подхватил Виту под одну руку, шустрый, в меру нагловатый Шурка под другую.

“А я плетусь как всегда сзади. Не рыба, не мясо – кисло-сладкий фрукт с перцем”, – с досадой на себя иронизировал Сергей.

В офицерское общежитие, где обитали в большой, неуютной, но чистой комнате втроем, лейтенанты вернулись после часа ночи. Вахтер тетя Варя-хромоножка по случаю такого события – новогодней дискотеки, ворчала меньше обычного. Даже призналась, что сама забрела ненадолго “на огонек” послушать музыку и повздыхать, глядя на танцующих.

Лейтенантам очень хотелось есть. Шурка успел заглянуть в буфет, угостить себя и одну из самых симпатичных девчат соком, отчего теперь в животе бурчало. А Глеб и Сергей так были заняты друг другом и Витой, что пригласить ее с Алей в буфет им даже в голову не пришло.

Виталия, извинившись, что не может в такой поздний час позвать свой почетный эскорт домой на чай, скрылась в своем подъезде. С тех пор, как пять лет назад в сложных метеоусловиях разбился ее отец – подполковник Стрешин, мама Виты болела. Чем именно, врачи сказать затруднялись и настойчиво советовали уехать. Но если раньше семье не по своей оплошности погибшего летчика полагалась квартира там, где попросят, в девяностые годы это стало несбыточной мечтой. А так как родители и вся родня мужа жили на Украине, и у сестры в Подмосковье была своя большая семья, то Раисе Павловне ничего не оставалось, как коротать свой вдовий век под ненавистный гул турбин, сочувственные взгляды однополчан мужа, на неприятной работе в батальоне обеспечения, откуда ей вскоре пришлось уйти.