Сергей Ильичев - Заветный Ковчег

– Не боитесь сами свой-то народ споить? – строго спросил ученого Тимофей.

– Мера во всяком деле нужна, – сказал, как отрезал, ему в ответ Дмитрий.

– Знамо дело! – вступился за Менделеева батюшка Василий. – Да ты на Тимофея не серчай. Он хоть и крут, да знает, что церковью питие не возбраняется… Но опять-таки – когда болен, с устатку и когда среди друзей. И, естественно, в меру, а главное – во славу Бога…

– Все, спать! Ишь, набросились. Дмитрий с дороги устал, поди. Завтра обо всем и переговорите, – входя в гостиную, строго сказала матушка Стефанида Евдокимовна.

И все молча подчинились ей.

Рано утром Дмитрий, батюшка Василий да потянувшийся за ними дьячок Фома уже стояли на берегу реки Мсты. Солнце щедро высветило богатое село.

– Вот еще о чем хотел спросить тебя, отче, – начал Менделеев, любуясь сей красотой. – Это правда, что в ваших местах был найден самый старый из известных письменных памятников нашего края?

– Плита-надгробие с высеченными письменами?

– Очевидно.

– А что ты о ней только сейчас вспомнил-то? Поди, не первый раз в наших местах.

– Молод был тогда, да и не до плиты было, когда у тебя крылья за спиной, а от радости первой любви хочется летать под облаками.

– Так уж и быть, расскажу, – согласился священник. – Еще в 1815 году дворовые люди рыли могилу для умершей своей матери. Они-то и наткнулись на эту плиту с надписью. Кстати, она тут недалече. Если хочешь, то пойдем, сам все и увидишь.

– Она что, там так и лежит по сию пору? – спросил ученый.

– А что с ней будет? Ну, слушай же… Они сами поначалу-то, испугавшись, ту могилу зарыли. Правда, через какое-то время уже любопытство, а по мне – так желание найти возможный клад, заставило их снова и уже еще на один аршин начать копать в том же месте.

– И что же они там обнаружили, отче? – с интересом спросил Дмитрий Иванович.

– Свод из кирпичей.

– И далее?

– Выбранные ими кирпичи были необыкновенной тяжести и необычными по форме.

– Уточни, не томи… – взмолился Менделеев.

– Мало того, что они были квадратными, да к тому же еще темно-красного цвета, – такого темного, что переходил как бы в синеву.

– А плита?

– Боясь наказания за укрывательство, они все вновь зарыли.

– Вот дела. И плиту? – возбужденно спросил ученый.

– И плиту… Только что-то уже все никак не могло их остановить. Поверишь ли, в третий раз вскорости пришли они на то же самое место. И, снова вырыв плиту, оставили ее уже при дороге. А потом, когда кто-то пытливый и дотошный ее перевернул, то все увидели там надпись.

– И что же было там написано? – спросил Дмитрий Иванович. И даже остановился – так хотелось ему услышать ответ священника.

– На кристаллическом сланце было высечено: «Лета 7 положенася преставися раба Божия Марфа напа…» – процитировал отец Василий по памяти. – Да идемте же, что стоять-то, тут уже совсем близко.

И пока они шли, Менделеев прокручивал страницы хорошо памятной ему истории о судьбе Марфы Ивановны Борецкой, или Посадницы, так как она была женой новгородского посадника Исаака Андреевича Борецкого. Она же в 70-х годах XV века возглавила партию новгородских бояр, которая активно противилась присоединению Новгорода к Москве.

Закончилась эта борьба тем, что ее вместе с другими именитыми боярами и с внуком в 1578 году отправили в кандалах по реке Мсте в Москву. И далее, согласно легенде, в Нижний Новгород, где она должна была уже оставаться в ссылке.

Но вот то, что было далее, на самом деле никто, поди, не ведает. То ли она бежала из ссылки, а может быть, ее туда просто не довезли, а поместив во Млевский женский монастырь, там же тайно и казнили.

– А что за женский монастырь был невдалеке от впадения речки Пуйга во Мсту?

– Женский, спрашиваешь? По сохранившемуся преданию, действительно был такой женский монастырь. Там еще часть низменности была вымощена большими камнями и имела вид дороги. В народе ту дорогу называли «девичьими слезами». Вроде того, что эти камни туда были наношены девицами или монахинями…

– Я так понимаю, что сей монастырь не сохранился?

– Выходит, что так. А камни те пошли на фундамент уже нынешней Млевской Спаса Нерукотворного церкви.

– Интересная история, – Менделеев задумался. Но вскоре вернулся к начатому ранее разговору. – Ну так что же с плитой-то далее стало?

– Молва о ней стремглав облетела города и веси. И повалил сюда народ новгородский, – продолжал свой рассказ священник, когда они приблизились к самой плите.

– Хотя, – вступил в разговор дьячок Фома, – есть и иная версия.

– Какая же? – спросил его ученый, внимательно осматривая плиту с надписью.

– По «Писцовым книгам бежецкой пятины» установлено, что в указанный период селом Млево владела некая Марфа Васильевна Розстригина, и эта могила может принадлежать ей.

Менделеев на минуту сосредоточился.

– Думаю, что сие не факт. Таких камений вряд ли кто стал бы специально завозить для владетельницы обычного, хотя и зажиточного села. Думается мне, что это делали люди, хорошо знавшие, для кого они строят сию инкрустированную усыпальницу. Во-вторых, насколько мне известно, в местах, кои были оборудованы для погребения ссыльных под Нижним Новгородом, нет захоронения Марфы Ивановны Борецкой.

– Так вы что же, считаете?.. – попытался что-то уточнить Фома.

– Ничего я не считаю. Всему свое время. Оно само все расскажет и покажет. А я бы, – тут Менделеев обратился уже к батюшке Василию, – посоветовал вам сделать над сим местом каменную часовенку.

– Так ведь… – снова встрял в разговор дьячок.

– Беспокоитесь насчет средств? – спросил его ученый и сам же ответил. – Это вы зря. Поклонитесь Новгороду. Они все сами, в память о покойной, из злата сделают. Поверьте мне. Чует мое сердце, что не простая эта плита. А главное, сберегите останки той, что здесь похоронена. Родное отечество еще вам спасибо за это скажет.

На следующий день ранним утром Дмитрий Иванович Менделеев покинул Млево.

И, как мне думается, более уже не посещал его. Но в дневниках этого русского гения, проявившего себя как ученый-химик, экономист и агроном, социолог и педагог, есть удивительно актуальные записи, которые могут быть всем нам полезны. Он, например, искренне считал, что независимое государство, которое не в состоянии себя прокормить, а надеется на импорт продовольствия, очень уязвимо.

Он также был убежден, что надо проводить политику протекционизма и строить таможенные тарифы так, чтобы они были в пользу русских переработанных продуктов. Он был против вывоза из России сырья, в частности нефти.

Идеалом для Менделеева было сочетание развитой промышленности с интенсивным сельским хозяйством, имеющим дело с живыми организмами – растениями и животными. Более того, он считал, что и сама почва – «живая»: