Саша Чекалов - Вариант Геры

– Ма-ам…

– Где был всю ночь, спрашиваю?!

– У Нинки Журавиной был, ну и что! Предупреждал ведь, что ночевать останусь.

– Звонила я туда, – Нина сказала, что ты пошёл провожать какую-то девушку!

– Ну да, пошёл… Гуляли просто…

– Так, всё! Мне это надоело. Сейчас иди спать, а завтра… нет, уже сегодня – мы с тобой поговорим. По-другому… Значит, «счастливые часов не наблюдают», так теперь у нас? Ладно… Я тебе покажу девушек! Научу, как с матерью обращаться… Больше никаких карманных денег, ты понял?! Только на проезд и…

– Ну ма-ам!

День выдался ненастный. День – словно вечер.

Герка встал с постели, когда на часах было без четверти двенадцать. Сполоснув заспанную физиономию, прошёл на кухню, ухватил с блюда пару засохших сырников. Нехотя пожевал… Как резина.

На холодильнике висела записка: «Вечером будь дома. Нам нужно поговорить. Мама». Перечитав эти слова несколько раз и не найдя в них никакого скрытого смысла, Герка всё же призадумался. Сегодня вечером они с Дишкой условились побродить где-нибудь в Царицыно. Покататься на лодке, если удастся… Что значит – будь дома вечером! Вечер понятие растяжимое…

– Алло! Диану позовите, пожалуйста!

– Это я, привет.

– Привет. А ты почему не на лекциях?

– Не то настроение… Ну! Чего замолчал?

– Слушай… Ты на меня ни за что не сердишься?

– За что мне на тебя сердиться!

– Так… Не знаю. У тебя, вообще, всё в порядке?

–

– А?

– Ну… В общем, болит немного…

– Что болит?

– То самое.

– Ой, прости… Слушай… Значит, тебе больно было?

– Да нет… Всё в порядке, не дёргайся. На самом деле, это нормально.

– Правда?.. Ты честно скажи, у тебя действительно всё в порядке?.. Родители как?

– А что родители! Они сейчас в Турции отвисают. Бабушка только… поворчала немного.

– Ясно… Ну так как, насчёт сегодняшнего вечера всё в силе?

– Слушай, ну говорю же: нездоровится мне! – так что… пока не решила, короче. До вечера время есть. Посмотрим… Что, обиделся?

– Слушай… Ты мне лучше прямо скажи, что-нибудь не так?

– Да всё в порядке… Не в настроении просто. Лучше не зли меня сейчас…

Итак, день выдался ненастный. Накрапывал дождик, чуть ли не первый в этом году.

На подходе к универу какой-то урод явно специально на полном ходу прижал свою «Хонду» к тротуару и обдал Герку грязью из лужи – и его, и приключившуюся рядом старушку с рюкзаком стеклотары…

Охранники на проходной долго не хотели пускать: студенческий билет забыл, хотя – ну ведь прекрасно же знают в лицо, гниды! и знают, что Герка это знает! Хорошо, что пробегал замдекана – снизошёл, вступился… зато и начал выяснять сразу, «почему так поздно», – пришлось врать про семейные обстоятельства…

В общем, тот ещё денёк.

На излёте безбрежного холла, у книжного киоска под лестницей – опять задержка (скорее по привычке, чем из какого-либо практического интереса: денег всё равно нет).

За стеклом здоровый том Сартра. Попросил посмотреть, полистал…

[«…вмешался:

– Я знаю, о каком герое вы говорите. Его звали Герострат. Он хотел стать знаменитым и не смог придумать ничего лучшего, чем сжечь храм в Эфесе, одно из семи чудес света.

– А как звали архитектора этого храма?

– Не помню, – признался он, – даже думаю, что имя его неизвестно.

– Правда? Но вы помните имя Герострата? Видите, он не так уж ошибся в расчётах». ]

Знакомые слова*, однако… Рассеянно вернул книгу продавцу, волком глянувшему из-под очков. Огляделся вокруг. Знакомых никого… Прошелестела мимо стайка субтильных девиц, – через полминуты из близлежащего туалета послышалось хихиканье… Столовская тётка, продающая с лотка гнусно пахнущие беляши, что-то прокричала гортанно своей напарнице – обосновавшейся с аналогичным товаром во-он там, вдалеке: возле небольшой, но крайне вяло продвигающейся и оттого нервной очереди к копировальному аппарату… «Ишь, делать ему нечего, стоит!» – пробормотала уборщица, резко, так, что расплескалась мыльная жижа, подвинув почти под самые Геркины ноги пластиковое ведро, и принялась с ожесточением елозить по мрамору пола неряшливой ветошью, надетой на алюминиевую лыжную палку…

Нет, эти ничего такого не помнили.

Эти – от века помнят только программы. Каждый свою собственную, якобы единственную и неповторимую: как бы самостоятельно сформировавшуюся постепенно в сознании под влиянием неумолимо повторяющихся ситуаций, а может, дремавшую в мозгу ещё до всякого сознания и «ждавшую своего часа»…

Вот, например, они твёрдо вызубрили, что утром надо непременно вставать с постели, быстро «приводить себя в порядок» и – куда-то идти, ехать, спешить… ползти из последних сил! – чтобы, наконец явившись туда, куда им позарез нужно являться, как ни в чём не бывало «делать своё дело»…

По прошествии же определённого времени они, напротив, должны прерваться, чтобы разбрестись по своим норам – и там, почти машинально проделав всё, что требует от них долг перед вечером, в конце концов провалиться в небытие.

Чтобы на следующее утро снова встать с постели и…

Потому что проснувшийся утром человек автоматически прекращает быть законно лежащим и становится предосудительно валяющимся! Человек, если он здоров, не имеет права заниматься тем, чего просит хилая душа его, истосковавшаяся, между прочим, по бессмысленному и необязательному! – нет, он должен переться к чёрту на кулички и «делать, что дóлжно», подчиняя каждое своё движение соответствующему алгоритму… Или он заболел, человек этот?!

Кстати, не мешало бы позвонить Дише: какой-то странный осадок остался после того разговора… Да и матери на работу звякнуть не мешало бы. Хоть узнать, во сколько её ждать. Может быть, ещё удастся сманеврировать как-то…

…между Брюхатовской и Черносельской дорогами. Рельеф Откатьинской пустоши нуждался в значительном преобразовании, что, с учётом необходимости контроля за подвозом инструментов и стройматериалов, вызывало серьёзное беспокойство, если не сказать больше… Предчувствия не обманули Григория Мартыновича. Как он и предвидел, руководство его стихией не являлось, да и вообще… Уже с большим размахом тратились деньги, согнанные с окрестных сёл крестьяне старательно ковыряли землю, а между тем состав грунта всё ещё оставался тайной за семью печатями, что, в свою очередь, не замедлило сказаться на соответствии, так сказать, ожидаемого осязаемому: к рытью котлованов под фундаменты даже не приступали!

Это ещё можно было списать на неблагоприятное стечение обстоятельств, но фактический срыв поставок гранита – явно не что иное, как результат преступного умысла! – между прочим, обошедшийся казне в семьсот пятьдесят тысяч… Встревоженный дилетант мчится в Санкт-Петербург, где добивается аудиенции и лично доводит до сведения Александра своё мнение о перспективах строительства под собственным началом.