Саша Чекалов - Вариант Геры

Составили по суммированным описаниям фоторобот, все вокзалы, все рынки и стройки обошли с этим портретом, и что? Никто его не видел. Появился ниоткуда, зарезал, ножик на месте преступления бросил и растворился в воздухе.

Внушительный ножик. И надёжный, из рессорной стали, – эксперт докладывал. Наборная рукоятка, все дела… Уж не с кичи ли недавно друг наш? Так разослали же запросы, по зонам-то, – безрезультатно.

Эх… Хоть бы он прокололся как-нибудь! А то ведь… найти в столице умелого, опытного человека, который найденным быть не жаждет… это, знаете ли, дохлый номер.

Нет, Сергей Петрович, висяк висяком, а не о том тебе сейчас думать нужно. Начальство по поводу наплыва жмуров с буквами на мордах и так уже икру мечет… Как правило, в лесопарковых зонах находят их – и всё молодых… Почти одни только молодые! Пацаны фактически… Им бы жить да жить – учиться, работать… родину, в конце концов, защищать… А тут какие-то нелюди их на тот свет посылают… В общем, тёмное дело, ничего не скажешь. Во всех смыслах тёмное.

И, главное, мотивации нет, хоть ты тресни! Уже ведь и биографию каждой жертвы изучили самым тщательным образом: кем был, каким был… кто кого в последний раз видел, опять же… Ну никакой связи между ними нету, хоть убей! Разве что табло вот у каждого разукрашено, это да, а больше ничего.

…Организация? Хм. Давай-ка, товарищ майор, рассуждать логически. Что характерно для организаций? Во-первых, берут на себя ответственность за совершённые теракты, так? Не всегда, но как правило. Во-вторых (и уж тут исключений практически не бывает), выдвигают какие-то требования. Имело место быть что-то похожее? Нет, Сергей Петрович, не имело. А если до сих пор не имело, то вряд ли поимеет и впоследствии. Было у ребяток время требования предъявить, было, – они и предъявили бы… если б это входило в их планы. Если бы они у них были, те требования.

…Что-то здесь не то. Что-то новое, страшное… потому что – ну непонятно ведь! Ни денег этим гаврикам, ни влияния не надо, похоже, – ни даже славы, как, бывает, психопатам некоторым… Так чего они добиваются? Может, запугать хотят? Но с какой целью?

Просто так, из вредности, деморализовать население? А на кой?.. Тем более что оно, население, если разобраться, и так уж давно деморализовано – дальше-то некуда…

Или всё-таки есть куда?

Да нет… Даже наоборот: пора иммунитету у граждан начать вырабатываться. Иммунитету – и к ужасу, и к волнению, и вообще… ко всем внешним раздражителям.

Потому что… ну, вот, к примеру, по телевизору ежедневно, ежечасно разные ужасы нам показывают, просто ад кромешный, честное слово! – так что же, это «объективная картина», по-вашему? «беспристрастное освещение ситуации»? Ничуть не бывало. Это, если вникнуть, вакцинация такая. Прививка от настоящего, совсем уже бескрайнего отчаяния!

…Да и сам ты, товарищ майор, – а ну-ка! – когда в последний раз принимал что-либо близко к сердцу по-настоящему? Не помнишь ведь, а?

Потому что, надо полагать, давно это было – в последний раз-то…

Хотя нет, почему! – как раз совсем недавно: когда зарезанную женщину осматривал.

Так-то вроде ничего особенного, по нынешним временам и ребёнок не испугается, однако же…

Халатик такой нарядный, шёлковый, со змеями и птицами, – совсем только немного изгвазданный… Тело светится белое, как бумага почти что. На животе, внизу и чуть-чуть сбоку, косой разрез, и ещё один на шее, – вот как раз от второго-то смерть и наступила: от острой кровопотери, значит.

Лицо… сначала подумали, спокойное. А вгляделись – ну совершенно невменяемое! бешеное! – да так и застывшее: в бешенстве-то… И глаза открыты.

…А что орудие у неё в руке оказалось зажато, так это старая уловка всех убийц: пусть, дескать, менты решат, что руки на себя наложила! Ага, как же… Чтобы баба на сносях покончила с собой? Нет, уважаемые, не верю. Инстинкт материнства пока никто не отменял.

Вот же ведь: в другой-то руке «розочка», вокруг осколки… Это она не столько себя даже, сколько дитя своё защищала! До последнего.

А из живота головка, наполовину высунутая… На макушке волосики… Понятно, давно холодный.

Вот тебе и повидал Божий мир, полюбовался… Выходит, так и не пожил ты, кутёночек, на белом свете-то. И страданий тебе на долю выпало столько же, сколько жизни: всего ничего.

Хотя, если подумать как следует… разве ж это жизнь! Одна видимость.

…С тех самых пор одна мысль лезет в голову то и дело, только отгонять успевай… Вот если бы поставить рядом этого младенчика и… да хоть того же товарища майора, к примеру… ведь неизвестно ещё, чья участь завиднее, а?

Нет, всё-таки чудны дела твои, Господи!

И нет на свете ничего более странного, чем первые минуты после первой близости с кем-то. Тем более после вообще самой первой в жизни близости!

Словно огромная рука вдруг ухватила тебя за шкирку, погрузила в стремительный поток чего-то нового и освежающего, всласть поболтала, прополоскала в обильно газированных струях, и вот… уже всё позади. Ты мелко дрожишь – совсем как щенок, впервые выкупанный хозяином, – чувствуя себя не просто очистившимся, но – обновлённым! ясным и звонким, как стёклышко! и – опустошённым… Короче говоря, не знаешь, что делать с этой нежданной радостью: как жить с ней дальше.

…А ведь успел уже потерять всякую надежду. В самом деле, если умудрился больше двадцати четырёх лет прожить и при этом – никогда… ни с кем… Тут поневоле задумаешься.

О чём? Ну, скажем, о совершенно особенной уготованной тебе участи, о «роковом предначертании» даже… И, возможно, о некоей специфической миссии, требующей от тебя различных иссушающих душу жертв – во имя высшей целесообразности…

«Что поделать, положение облизывает», – так день за днём уговариваешь себя, убеждаешь: мол, есть великий замысел, которому подчинено всё, что происходит в этом мире, равно как и в других мирах, – и твоя жизнь, порой кажущаяся до того никчёмной, что плакать хочется, на самом деле является частью исполнения этого непостижимого замысла.

Впрочем, особого облегчения теория не приносит. В конце концов, ощущать себя малым винтиком или шестерёнкой в непостижимом механизме далеко не всегда достаточно: иногда необходима и толика простого человеческого счастья.

Счастья, – слышал о котором кучу разных подробностей. От расхристанных после мимолётной стычки приятелей в школьном туалете слышал. От незнакомого «товарища по несчастью», после отбоя табачно дышащего в твою сторону с соседней койки. От поддатых по случаю пятницы однокурсников…

Не умея согнать с обветренных губ кривую ухмылку, они говорили и говорили, а ты… слушал. И не просто, а поддакивал, даже вставлял свои щенячьи замечания, вносил поправки… Сообщал дополнительные детали, ещё более грязные, чем только что услышанное: делился, блин, эксклюзивной информацией, якобы почерпнутой из собственного опыта…