Таня Трунёва - Ветер

– Завтра ей операцию делать будут. Уже светило-хирург из Новосибирска прилетел. Готовятся. Случай-то просто жуткий: медведь на неё напал, когда она в маршруте была. Подрал-то не очень, да позвоночник в двух местах задел. С ней ещё один геолог был. Он-то и пристрелил зверя, а то бы тот насмерть её задрал.

– Да, может, насмерть-то лучше было бы. Прости, Господи! – добавила пожилая медсестра. – Мучения-то какие терпит! И операция эта очень рискованная – мало кто выживает.

– А кто этот мужчина рядом с ней? Не отходит – поинтересовалась врач, только что вошедшая в перевязочную.

– Муж, должно быть. Говорили, тоже геолог. Симпатичный, просто красавец, – вздохнула одна из медсестёр.

– Вы бы шли уже, Николай Алексеевич. Нелочке отдыхать надо, – прошептала вошедшая в палату врач.

– Нет-нет, Коля, побудь ещё немного. Мне нужно кое-что тебе сказать, – прохрипела забинтованная женщина с больничной койки.

Николай наклонился ближе, поглаживая каштановые волосы жены.

– Здесь я, родная, не волнуйся. Ты силы береги. Завтра тебя прооперируют – тогда и наговоримся.

– Я, Коля, вот что, я сказать хотела. Только ты слушай спокойно. Хоть тяжело мне, а надо сказать, – прошептала женщина. – Помнишь, слух пошёл: у кого-то из сестёр, родственниц наших, девочка родилась? Всякие сплетни тогда ходили. А мне сердце будто что-то подсказывало.

Неля вздохнула, хватая воздух сухим ртом, и продолжила:

– Я тогда без предупреждения к Степаниде нагрянула. Она одна с девочкой была. Видела я малышку, Коля. Твоя это дочка! Я сразу догадалась.

Мужчина привстал с кровати:

– Неля, милая! Бредишь ты! Это всё лекарства! Какая дочка? Где? Кроме тебя, нет у меня никого и не было!

Он нежно погладил руку жены.

– Ты слушай, слушай, Коля, – слова клокотали в её горле.– Я тебя ни в чём не виню. Лучше мужа и друга, чем ты, не бывает. Только я всё прикинула: тогда, семь лет назад, когда я уезжала, Катя у нас ночевала. Я видела, как она тебя любит. Не виню тебя, милый, всё бывает… Год назад я девочку видела, ей тогда пять было. Она как взглянет, как повернётся – все ты. Не в бреду я. Я тогда её потихонечку сфотографировала, пока Степанида на кухне крутилась. Придёшь домой – на второй полке в книге Жорж Санд «Консуэло» её фото. А имя у неё сказочное – Ариадна. Такая разумная! И танцует, и поёт.

Неля перевела дыхание, показывая на стул, стоящему в нерешительности мужу.

– Я тут подумала, – продолжала она, – в школу ей пора. Воспитываться, развиваться. Катя-то после того убийства за границу подалась, у Светки – своя жизнь, а Степанида стара уже. Возьми девочку, Коля. Я старалась хорошей женой быть, да детей тебе не родила, сколько ни пыталась. А теперь. Не выжить мне. Я уже и маму видела во сне. Ждёт она меня там, говорит, не бойся.

Николай склонился над кроватью:

– Что ты такое говоришь, милая? У этого хирурга руки золотые. Мы тебя выходим!

Слёзы давили Николою горло, он гладил Нелину руку не в силах принять сказанное.

– Пациентку надо ко сну приготовить, – тихо предупредила вошедшая медсестра.

– Ты поспи, милая. Завтра увидимся. – Коля медленно направился к двери, оглянувшись на прощание…

Катька стояла посреди комнаты, держа в руке телеграмму. Рыдания вырывались из груди, и слёзы, ручейками стекали к подбородку. Снайперши в оцепенении шушукались. Появилась Лайма: «Что? Что случилось?»

«Мама! Мама умерла! А я даже не успею на похороны! Как же так?» – всхлипывала Катя. Раздвинув стоящих, вперёд вышла молодая женщина в стёганой охотничьей тужурке. Русая, сероглазая. Подойдя поближе, она прошептала: «Я уже давно умерла, доченька. Когда тебя родила. Торопиться на похороны не надо. А тебе жить ещё долго, и я тебя от пули заслоню».

Катька пошевелилась, застонав от боли. Сон растворился, и вместо русой женщины сквозь полуприкрытые веки она увидела черноволосую чеченскую девушку, склонившуюся над ней:

– Ты, ты очнулась? Слышишь меня?

Катька кивнула. Тугие бинты стягивали ей плечо и руку. Это был госпиталь: врачи, санитарки – всё устроено, как в хорошем военном гарнизоне.

Через некоторое время появилась прихрамывающая Нина, которая была очень рада Катькиному «пробуждению».

– Слышь, Перец, хорошо, что ты слух и зрение не потеряла. Больше суток в сознание тебя не могла привести! Контузия это. Тогда там, в ущелье, из гранатомёта нас федералы обстреляли. Как они нас вычислили в горах – до сих пор не известно. Мне вот ногу задело, а тебя сильнее зацепило: рука сломана, в гипсе, и шею осколком порвало. Лайма с Ингрид тебя часа три через перевал на руках тащили.

Катя постаралась привстать. Боль резанула в шее и предплечье; левая рука ныла в стягивающей повязке.

– А как Люба? Как другие? – пьяно прохрипела она.

Нина медленно вздохнула:

– Про Любку забудь. Нет её больше. И ещё пятерых наших в клочки разнесло. Мы насилу успели убраться.

Они помолчали. В голове дробью звучали Любкины слова: «Не думай и не вспоминай». Вот она, точка невозврата.

– А знаешь, – оживилась Нина, – Руслан тобою очень интересуется, каждые два часа сюда заглядывает. Ох, видно, запал на тебя наш соколик! – Нина подсела ближе. – Тут на него некоторые наши глаз положили, да и Лайма сама бы не против. Говорят, у него в Ведено две жены-красавицы. Их сюда тайно привозят. А на тебя запал наш зеленоглазенький, такой гордый, наш «царь зверей»!

В тесной хрущёвке толпился народ, пахло свечами и хвоей траурных венков.

– Когда выносить-то будем, хозяин? – мужик с широкой лямкой на плече обратился к Николаю.

– Погоди пока, – выдохнул тот. – Пусть жена ещё дома побудет, да и родственники с Усолья вот-вот подъедут.

На лестнице послышались торопливые шаги. Двое мужчин и две женщины внесли большой венок из кедровых и сосновых веток, на красной ленте золотом сверкала надпись: «Дорогой и любимой Нелочке от родственников. Вечная память».

Мужчины, вздыхая, жали Коле руку:

– Держись, Николай. Степанида соболезнования передавала. Хворает – не смогла приехать.

Коля понимающе кивнул. За последние дни виски его подёрнулись проседью. Запавшими глазами он следил за всем происходящим, до конца не веря, или не желая верить в реальность случившегося. Светка бросилась ему на шею с рыданиями:

– Коленька, горе-то какое! Молодая ведь совсем! Ушла от нас Нелочка!

Николай, взяв её за локоть, отвёл в сторону и хрипло прошептал:

– Ты, Света, после поминок задержись, пожалуйста. Разговор к тебе есть. Твоя помощь нужна.

Светка, всхлипывая, кивнула.

Катька десять дней провалялась в госпитале, видясь только с Ниной, приходившей сюда на перевязку. Иногда удавалось выходить из больничных стен на воздух.