Таня Трунёва - Ветер

– Вы, мужики, полегче! Зачем девок обижать? – вступился егерь.

– А ты молчи, холуй! Пошёл вон! Иди лошадей посмотри! – грубо оборвал его краснолицый.

– Ох, давно хотел такую неприступную! – коренастый сделал шаг к Катьке. – Иди сюда, шлюшка деревенская. Посмотрим, что у лесной у козочки под хвостом!

Катькин взгляд скользнул по избе. Заметив в углу ружья, она в миг схватила одно из них.

– Ты это брось, дура! Поставь ружьё на место! Лучше по-хорошему, а то я сестрёнку твою пощекочу! – краснолицый, резким движением порвав на Светкиной блузке ворот, приставил к её нежной шее схваченный со стола нож.

Три выстрела прозвучали почти одновременно. Грохот падающих тел смешался со смачным матом Павла и Светкиным визгом.

Катя рванулась к дверям. Выскочив из избы, дёрнула поводья привязанного коня.

«Убила я! Точно застрелила!» – стучало у неё в голове в такт лошадиным копытам. Сухим ртом хватая резавший её ветер, она, как наяву, видела перед собой дрогнувшее тело с дыркой во лбу того, кто направлялся к ней; сползающего со стула «краснолицего» с окровавленным виском; и «почётного» с ремнём, беспомощно хватающегося за левое плечо. В горле у Катьки клокотало, в висках гулко стучала кровь.

Остановив коня на опушке, охотница хлопнула его по крупу:

– Пошёл отсюда! Пошёл!

Теперь таёжными тропами к сторожке – бежать туда, что есть сил. И она побежала. Время дробью колотилось в голове. Сколько? Час? Два?. Оцарапанная ветками, в полумраке… Вот он: овраг и землянка.

Зарывшись в тёплый тулуп, Катя ещё бредила в плену скомканных мыслей, когда в предрассветной тишине прозвучал знакомый звук, похожий на трещотку. Это был условный сигнал, что рядом свои. Отец ещё в детстве научил девчонок свистеть по-птичьи. Катя на дрожащих ногах вылезла из землянки навстречу сестре. Светка хоть и была с опухшими от слёз глазами, но рассуждала смело и спокойно:

– Бежать тебе надо, Катька! Троих ты положила. Нас с Павлом полночи в ментуре держали. Хоть всё за тебя: защищалась ты, но народ ты подстрелила непростой. Ищут тебя, уже на ферме были. В общем, так, я тебе тут все собрала: кое-что из одежды; деньги, что были; корни сибирские, что силу дают. Это – желчь песцовая. Она запах отбивает – может, с собаками будут искать. Подошву смажь. В центр тебе надо подаваться, поближе к Москве. Вот адрес. Сослуживец отца в Подмосковье живёт, у них общие дела по пушному промыслу. Я ему сегодня позвоню, чтобы приютил тебя на время. А ты сейчас бегом на Зыряновскую. Но не на станцию – ни-ни! – ищут тебя, а километром дальше. Там рельсы в гору идут – поезд медленно ползёт, особенно товарняк. Прыгай на него. Так на перекладных и доберёшься. Да, вот паспорт мой. Мы похожи. Они ведь Екатерину Семёнову ищут, а не Светлану Бельскую.

– Да уж, похожи! – всхлипнула Катька, бросив взгляд на статное Светкино тело и красивое лицо, но, вытерев слёзы, положила паспорт в приготовленный рюкзак.

Чёрное набрякшее небо стало сереть, и тайга наполнилась скупым осенним щебетанием и ледяным запахом рассвета.

Они обнялись, вздрагивая в рыданиях и понимая, что увидятся не скоро. Обернувшись на прощание, Светка вздохнула:

– За дочку не волнуйся. Она моя, как и твоя, и куда весточку послать сообразим. Устройся там только.

Катя смазала песцовой желчью подошву крепких ботинок, задыхаясь от горькой мысли: «Вот оно как бывает: сама я тут зверьё загоняла, а теперь меня с собаками искать будут. На меня теперь охота идёт!»

Глотая сырой туман, она бежала по тайге, как быстрая косуля. Вот уже и станция – видно с горы. И поезд скоро. Надо успеть. Затаиться и ждать.

Катька старалась успокоить колотящееся в груди сердце, раздираемое тоской и болью. Голова её гудела от напряжения бессонной ночи и всего пережитого за последние часы. Вдруг ей стало по-детски жалко себя. Это бегство и чувство затравленного зверя разом рухнуло на хрупкие плечи нежеланием жить.

Что-то влажное коснулось её щеки. Что это? Первый снег или слеза? Катя подняла глаза на хмурое небо: «Мама! Мамочка! Всегда эти облака между нами. Я никогда тебя не видела, только представляла, как ты могла бы меня приласкать. Так сейчас пожалей меня! Помоги!»

Вдалеке застучали колёса. Всё ближе, вот уже и первые вагоны. «Мамочка, не хочу жить! Я сейчас приду к тебе, и мы встретимся!» – Катька смотрела под колёса, стараясь решиться.

«Мама!» – детский крик прозвенел в её теле. Судорожно оглядевшись, Катя видела только таёжные сопки, сурово смотревшие на неё серо-зелёными глазами, как бы осуждая за греховные мысли.

«Ариадна! Доченька моя, не могу я тебя сиротой оставить! Бежать, бежать надо!» Изловчившись юркой лисицей, Катя прыгнула в проходящий вагон и крепко вцепилась в поручень.

До Новосибирска на товарных, меняя их на маленьких станциях, а потом, наконец-то, на пассажирском – двое суток отсыпаясь на верхней полке – добралась Катя до небольшого городка недалеко от Москвы.

Город Кремёнки Калужской области, только именуемый городом, встретил её свинцовым небом и печальными улицами.

Охотница с болью смотрела на чужие дома и дороги, стараясь не глядеть в глаза проходящим мимо людям, опасаясь быть узнанной, разоблачённой и пойманной.

– Что делать-то собираешься? – заботливо спросил Вадим Павлович, хороший знакомый Светкиного отца, которому та, как всегда находчивая, позвонила, объяснив, что сестра в центр сбежала от назойливого ухажёра.

– Работать пойду, сниму комнату, – вздохнула сибирячка, наслаждаясь чистотой и хорошим обедом после изнурительного путешествия.

– Работу трудно найти без прописки. Это тебе не Сибирь-матушка, тут Москва под боком, лимиты полно. Даже не знаю, как тебе помочь. Ты говорила, на почте работала – так лучше всего иди в часть. Военное подразделение у нас тут рядом. Там, может, связистки нужны, – рассуждал Вадим Павлович.

У ворот гарнизона Катьку встретил скучающий часовой и, выслушав историю о поиске работы, угрюмо заметил:

– Тебе к майору Потапенко надо: он у нас по этим делам, по трудоустройству. Женщин у нас мало работает, но всякое бывает. Так что попробуй.

Майор, бросив на Катьку пронзительный взгляд, пролистал паспорт:

– Так, Света-а. Чего тебе в Сибири-то не сиделось?

Катя, стараясь привыкнуть к новому имени, пролепетала неказистую историю про давнюю мечту жить в столице.

– Ну а кроме связного дела ещё что-нибудь умеешь? – пытливо продолжал майор.

– Стрелять умею, – вдруг, сама не ожидая, выпалила Катя.

– Стрелять? Это интересно! – оживился майор.– Идём, покажешь.

Он вёл её долгим коридором мимо патрульных, лихо отдающих ему честь, потом они шли мрачным туннелем до подвального помещения.