Таня Трунёва - Ветер

– Как это «бешень»? – удивлённо вскинула глаза Катька.

– А потому как мужик, если выпьет отвар той травы, заклинаниями наговорённый, то бесам отдастся, – прошептала баба Стёпа. – Тогда мужик словно бешеный, сил не имеет устоять от женского тела и полюбит без ума ту, что рядом с ним окажется. Мала ты ишо. Ну а как придёт твоё время – лучше душой мужику милой быть без бесовской помощи, потому как за колдовство всегда расплата есть.

Без материнской ласки охотница росла диковатой и замкнутой. Единственной её подругой была Светка, двоюродная сестра. К ней Катя тянулась всей душой. Особенно сблизились сёстры, когда Катя, окончив в райцентре начальную школу, поехала в Усолье-Сибирское учиться в школе-интернате. Там прожили они со Светкой несколько лет в одной комнате.

В тот первый день Светка, влетев с улицы, застала приехавшую сестру за разборкой маленького чемодана с вещами.

– Ой, что это? – весело зазвенела Света, показывая на картинки, которые Катя старательно развешивала на стене.

– Это Париж. Я из журнала вырезала. Это – Эйфелева башня, тут – собор Парижской Богоматери, Монмартр. Я про всё это читала. И вот я книжки привезла: «Три мушкетёра», «Отверженные», «Королева Марго». Так интересно! И всё про Францию!

– Да, ты серьёзная! Как взрослая! – вздохнула Светка. – А я вот люблю легенды. Ты читала «Мифы Древней Греции»? Про разных богов. Как сказки…

И действительно, Светка была совсем другая: хохотушка и непоседа, всегда в центре внимания, пела, танцевала. Неусидчивая, она с трудом закончила восьмилетку и тут же побежала на курсы барменов и официантов.

– Ты вот у нас башковитая, – внушала она Катерине. – В институт тебе надо. Тётка наша Неля в Иркутске геологический заканчивает. Тебе уже семнадцатый год. Попросись к ним подработать на лето. Среди умных людей покрутишься, подскажут чего.

На лето Катя была принята в геологическую экспедицию. Неля опекала её как могла.

Встретив приехавшую родственницу, Неля по-дружески распорядилась:

– Со мной в палатке будешь. Она трёхместная, большая. Жених мой скоро приедет, мы с ним на одном факультете. Пока вместе не живём: у меня родители строгие. Свадьба в октябре. Тогда и начнём новую жизнь.

Геологические будни были Катьке привычны: тайга, скромная пища, из развлечений только рассказы о приключениях в походах, шутки да песни у костра. У начальника партии было ружьё, и охотница на радость всем постреливала дичь, угощая всех свежей зайчатиной, а вечерами развлекала народ меткой стрельбой по банкам, наполняя тайгу гулким звоном.

Она не ожидала, что скоро услышит иной, новый звон во всём своём теле: пение нахлынувших чувств. Её, таёжную царевну, знающую все шорохи и дыхания лесные, осторожную и ловкую, неожиданно настигла Любовь.

Коля приехал под вечер на попутке. Неля с радостным криком бросилась ему на шею. Она каждому представила своего жениха с особой гордостью. Катя приблизилась к высокому темноволосому парню и мгновенно ощутила непонятную тревогу. С первого дружеского пожатия она знала, что теперь в её жизни всё станет по-другому. Катя не умела это объяснить, как не могла справиться с горячей волной, что врывалась в дыхание, когда Колин взгляд останавливался на её лице. Не могла Катя победить в себе и гнетущее беспокойство, мучительно сознавала, что этот парень принадлежит другой.

Как-то вечером, сидя у костра и разглядывая звёздное небо, вспомнили о примете загадывать желание с падающей звездой. Николай с улыбкой спросил Катю:

– Ну а у тебя желание-то есть? Мечты? Ты не говори, если секрет.

Катя подёрнула плечами:

– В Париже хочу побывать. Я про этот город читала много. Хочу сама увидеть, так ли там всё, как в книгах написано.

Коля с улыбкой прошёлся по струнам гитары, тихо напев:

– Ты что, мой друг, свистишь? Мешает жить Париж? Ты посмотри, вокруг тебя тайга, ла-ла-ла-ла… В Париж? Желание хорошее. Только девчонки, ровесницы твои, другие мечты лелеют: о любви мечтают, за хорошего парня замуж выйти.

Колины глаза весело блестели.

– Тот, кого люблю, жениться собирается, поэтому в мечтах только Париж остался, – вдруг неожиданно для себя выпалила Катька, оборвав разговор.

Особой болью была одна ночь, когда разбуженная лёгким шорохом, Катя вдруг услышала.

– Да спит она! Иди сюда, милый! – Нелькин голос шелестел в темноте. – Тесно тут в спальнике, иди на пол.

Сквозь сон Катя слышала сдавленный смех, частое дыханье и звук долгих поцелуев, переходящих в постанывания. Приподняв голову, в бледном свете луны, проникающем через узкое окно палатки, она увидела очертания совершенно раздетой парочки, лежащей на войлоке между раскладушками. Когда глаза привыкли к тусклому свету, Катя разглядела сплетённые в объятиях руки и раскинутые ноги, то замирающие, то двигающиеся быстро в такт срывающемуся дыханию. Вскоре палатка наполнилась запахом разгорячённых тел и каким-то странным волнующим сладковато-кислым ароматом.

Катька лежала, как скованная, горя от непонятного возбуждения. Колины голые плечи были так близко, что она едва сдерживала желание коснуться их.

Остаток ночи Катька прометалась как в бреду. А с первыми солнечными лучами она бросилась в тайгу, чтобы, зарывшись в густую траву, дать волю слезам. Внезапно кудрявый лист бросился ей в глаза. «Бешень-трава» – так явно вспомнились ей слова бабы Стёпы. «Расти-расти, травка! – всхлипывая, прошептала Катя. – В конце лета я тебя сорву. Ты будешь мой, Коленька! Хоть с бесами – да будешь, иначе не вынести мне этой боли!»

Январским утром Светка, покрытая морозной пылью, ввалилась в комнату интерната с посылкой в руках.

– Вo! Неля с Колькой с Иркутска прислали. С Новым годом поздравляют. Конфеты, всякое тут. И письмо тоже. Нельку-то в командировку в Новосибирск послали, на две недели.

Слушая Светкину болтовню, Катя вспыхнула дерзкой мыслью: «Один он, один в городе! Моё время настало!»

– Я в Иркутск собираюсь пока каникулы. Узнаю всё про институт, может, книги какие куплю – выдохнула она тихо. – Хочешь передать чего?

Вечером, взглянув на небо, Катя обомлела: луна, словно огромный шар, нависла над окном. «Вот она судьба! Самое время сейчас». Достав спрятанный мешочек с сухой травой, Катя быстро вскипятила воду. Пузырьки варева танцевали в такт её шёпоту: «Нигде бы ты меня не забывал, Коленька, в еде не заедал, в питье не запивал, во сне не засыпал…»

Мы вышли из собора, с удивлением глядя друг на друга. Я заговорила первой.