Валерий Свешников - Былицы

В будни за грибами ездили только во время отпуска, если он приходился на август-сентябрь. Зато в выходные: в воскресенье, а позднее в субботу и воскресенье – отправлялись целыми автобусами или грузовыми машинами со скамьями, установленными в кузове. Народу в машины набивалось, что называется, под завязку. Всегда перед отъездом старожилы держали военный (в смысле, грибной) совет. Потом ехали час-полтора до места «высадки десанта». Там, на месте, договаривались, когда едем обратно, куда лучше направляться и давали кое-какие другие ЦУ. Однако всегда кого-нибудь ждали по полчаса, а то и больше установленного срока.

Очень запоминались поездки, когда выпадала полоса, или слой грибов. Набирали помногу и, бывало, даже собирали одни шляпки грибов. Но иногда случалось, что за целый день поисков набирали всего по корзине, в которой можно было увидеть всего понемногу: от отдельных белых до «букетов» опят.

В поисках грибных мест заезжали на машинах в такую глухомань, что «путевой» дороги там было не найти. Но тут выручала дружная помощь грибной команды, которая почти на руках выносила застрявший в грязи «зилок». Правда, и трофеев в такой экспедиции набиралось много.

Иногда на хорошие грибы натыкались случайно, и поэтому воспоминания о них были яркими и запоминающимися. Так, однажды, возвращаясь с осенней охоты с Кубенского озера, решили зайти в лесок, проверить, нет ли грибов. И наткнулись на такое их количество, что набрали белых и подосиновиков во все емкости, что были в машине, и даже в рубахи, из которых пришлось сделать своего рода торбы.

В другой раз, во время учебы в девятом классе, после долгой работы в колхозе, правда, не на картошке, а на льне, мы тоже наткнулись на обилие грибов.

В том году мы убирали лен на полях, где он сушился в снопиках. Его отвозили на ригу сушить, затем, сидя на корточках, всем классом оббивали со снопиков коробочки с семенами. После того расстилали стебли по траве для довершения наших трудов дождями, росами, солнцем и туманом. Работа нетрудная, но долгая и многодельная, как у нас говаривали. Получались довольно красивые узоры из серебристого разостланного льна на зеленой траве.

И вот наконец за нами приехали машины, чтобы отвезти в город. Перед отъездом мы с дружком Руфкой пошли на разведку в ближайший лесок и наткнулись на обильный и дружный урожай лисичек. Их было так много, что уехать без них было бы обидно. Отпросились у классной руководительницы Веры Николаевны С. и остались, чтобы пособирать этих милых грибочков. Набрали столько, что еле дотащили до остановки грузотакси. Был в наши времена такой вид транспорта. Это грузовик-полуторка с брезентовым тентом над кузовом, а в нем пять-шесть деревянных скамей. Удобства не ахти какие, но ходил он исправно, и это главное. Кстати, тогда дороги тоже отличались от современных, асфальтированных. Дороги были покрыты (замощены) булыжником. Ехать по таким дорогам было не очень комфортно, но возможно, особенно если помнить правило «больше газу – меньше ям».

Однажды мы с отцом поехали за грибами на станцию Семигородняя. Уже наступил сентябрь, и пришли ночные холода. В это время довольно часты туманы, и в тот раз туман был на редкость густой.

Мы шли, едва различая наезженную дорогу, и все ждали, когда она выведет нас к лесу либо к деревне. Сквозь туман стало пробиваться солнце, и выглядело оно как светлый диск. Казалось, что солнце вот-вот победит туман, но получилось наоборот – солнце стало чем-то заслоняться, и вскоре диск его исчез совсем.

Возможно, наконец мы добрались до леса. Однако сумрак нарастал по мере продвижения вперед, и через несколько шагов мы увидели перед собой старый деревянный сруб из толстых бревен. Присмотревшись, рассмотрели, что перед нами стена большой деревянной церкви. Удалось разглядеть, что церковь высокая и многоглавая. Но шли-то мы за грибами, поэтому оставили осмотр на потом и двинулись дальше по дороге.

Грибов набрали много. День разгулялся, и настроение было отличным. Как только выбрались из леса, то увидели эту церковь. А точнее, храм. Он был так красив, что дух захватывало. Церковь просто сияла серебром – это осиновый лемех многих куполов блестел под осенним солнцем.

Храм еще был огорожен, и даже сохранилось несколько скамеек. Издали было видно, что это уже мертвый храм. На дверях его висел большущий амбарный замок. Что уж там хранили – одному богу известно.

Мы присели на скамейку и достали свои нехитрые припасы, чтобы перекусить перед дорогой. Непроизвольно залюбовались украшениями – деревянной резьбой, куполами, красивыми навесами и крылечками. Так сидели до самого последнего срока, чтобы не опоздать на поезд.

Вышли в последний момент и пошли к станции. И хотя мы спешили, да и корзины с грибами были тяжеловаты, но часто оглядывались, чтобы посмотреть на храм. Чем дальше мы уходили, тем меньше были видны следы заброшенности, храм как бы поднимал голову и говорил: «Я держусь и жду вас еще раз». Я тоже думал, что мы еще здесь будем и увидим эту красоту.

Судьба, однако, распорядилась по-своему: увидел я подобную красоту лишь спустя почти двадцать лет в Кижах. А этот храм через несколько лет сгорел. Вот уж действительно – что имеем, не храним, а потерявши, плачем. К сожалению, этот принцип так и остался неизменным. Обидно, что ничего нам не удается сохранить, а плачут по утраченному лишь немногие, остальным же просто безразлична судьба нашей старины. Но попробуй сказать им, что не стоит им себя считать патриотами – оскорбятся со страшной силой.

Во времена хрущевской оттепели стало можно говорить о вере. Мы, конечно, не знали, что это просто очередной обман властей.

Я с моей двоюродной сестрой Люсей Волоцкой, вдохновившись новыми веяниями, решили отдать в музей наши бывшие домашние иконы. Иконы хранились на чердаке дома. В то время наша картинная галерея и краеведческий музей еще не разделились, так что мы рассчитывали на предстоящее обогащение музея, хотя и галерее наш дар тоже, может быть, пригодится.

Мы основательно нагрузились священными предметами – под самую завязку. Одна икона, а точнее объемная композиция «Вознесение», была довольно большой по размерам. Похоже, это была резьба по алебастру, потом покрытому позолотой. Находилась эта композиция в красивом позолоченном футляре. Кроме того, мы несли еще три или четыре большие иконы (размеры их в высоту превышали 50 см) и несколько мелких.

С большим трудом мы дотащили весь груз до музея. О том, что он примет наш дар, мы предварительно договорились. В музее тоже подготовились к нашему приходу, и поэтому нас провели по запасникам. Было много интересного из того, что показали. Так, мы узнали, что в музее много картин Машкова, были неплохие, но не идентифицированные картины европейских художников. Всего скорее, это были вещи из коллекций, реквизированных в 1920—30 гг.