Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход

Козы были и вправду все как на подбор длинноногие, глазастые, шустрые, как сама хозяйка, голенастые и своими длинными конечностями скорее походили на бродячих собак, чем на славных представительниц козьего сообщества.

Марта быстро шествовала по улице.

Она прошла мимо соседского дома, в котором все окна были занавешены. Там жили недавние переселенцы, кулаки и пройдохи.

И увидела своего любимого пса, который приканчивал яйца из гнездовья её кур.

Скорлупки жалобно лепились к ногам собаки.

Брови Марты поднялись вслед за седой причёской. До неё стало доходить, что происходит в её владениях.

– Ты? Я поставила тебя охранять моих кур! А ты жрёшь их яйца? Я то думаю, почему куры не несутся, всю голову пробила размышлениями, а тут вот оно что!

Марта уткнула руки в боки и пёс почуяв неладное, заскулил и прижался к ограде. Далее последовало неистовое движение, и если бы пёс вовремя не бросился вдоль покосившегося забора и не юркнул в дырку, булыжник точно раскроил бы ему череп.

– Где ещё насцал, бля? Будешь мне постель пересцыкать? Сyка, шмель! Только пусти в огород! Они тут как тут! Яйца жрать! Марту обманывать? Она ему и так и сяк и чашку в горошек поставила, и говно выношу, а они вот что! Задумали комбинацию! Рихард Зорге! Натворил! Убью, сyка! Шмель сраный! Я скажу! Домой не возвращайся! Фукусима …ная! Убью, шваль! Мразь поганая! Разорву! Добрались! Жрут и срут! Козы кофту сожрали, этот яйца жрёт! На моих глазах грешат! Убью, падлы! Шмель, касторка! Живого места на тебе не будет! На мою голову! Господи, за что? Шкуру сдеру заживо! Распну! Кастрат долбанный! Научился! Кто тебе позволил воровать куриные яйца, а? Кто? Я? Папа Римский? А? Может, Иисус? Нет, Иисус сказал тебе другое, свинья морская! Он сказал тебе беречь яйца! Холить их! А ты что, подонок, сделал? Что? Иди в монастырь, падла! Разобрались! Хруп-хруп! Скорлупки один разбросал по всей округе? И это всё, что я заслужила? Приспособились тут у Марты! Приживалки! Молодца! Тетрапентакль …ный! Умеют пожить на халяву! Никакого сочувствия! Одно говно во дворе! Ничего кроме говна от них нет! Гниды зелёные! Я вам дам кофту! Я вам дам яйца! Козы проклятые! Я сама вам оторву яйца! Оторву! Шмелина …ная! Пердеть вам – не перепердеться!

Огромными скачками она носилась по узкому двору, не зная, чем ещё выразить своё возмущение, и увидев наконец покосившийся глиняный горшок, в сердцах, как заправский кунфуист, ударила его ногой.

Горшой разлетелся на куски.

Козы почуяли изменение настроения Марты и тоже не решались зайти в загородку.

Из мглы ещё долго раздавались возмущённые тирады Марты. Угомонилась она только к утру, когда и шакалы под воздействием её криков убрались в чащу и смолкли.

Яйца кур были такие мелкие, что стоило только представить себе их петушка, чтобы засмеяться.

Яйца навели бы любого философа на мысль, что вторая сторона глистианского существования – так называемая благотворительность – есть ханжество, прикрывающее разворовывание честного труда. Они благотворительствуют за счёт кого-то, и этот кто-то вовсе не всегда добровольно расстаётся со своим имуществом и деньгами, чтобы сделать благо каким-то инвалидам. Это благо до этого было отнято, или открыто, или уговорами – всё равно. И самое главное, это то, на что направляется благо, на природное ли, естетственное, или на противоестественное и извращённое. Тут оно направляется на извращённое. Значит ли это, что не нужно кормить больных и сирых? Не значит! Возьмите сокровищницы церквей и отдайте их больным!

А они что, обкрадывают рачительных и отдают украденное подлым!

Марта была бы удивлена, узнав, сколь далеко может увести философа логическая цепь рассуждений! От вполне обычных вещей – в космос и далее в ад чёрных дыр! Её счастье было именно в этом – мало знать! Её неосознанное счастье!

Руслан был бандит и жил через дорогу. Был ещё и ё… джазист, который смущал душу Новой Элоизы своими голубыми глазами и напором телодвижений. Эти джазисты все такие – играть на иструфараонах ни… не умеют, а вот потрахаться горазды! Это и есть настоящий джаз!

Он был маленький, психбольной бандит, не выдержанный в манерах и потому душевно уязвимый. Его боялся даже родной отец, не говоря уже о жене отца, которая запиралась от Руслана на засов, когда отца не было в доме.

Кто первый подал совет грабануть Марту, я уже не помню!

Мы шли довольно долго, всё время прижимаясь к склону сначала по этому долбанному шоссе, которое можно было с полным основанием назвать «Дорогой Смерти». Мимо нас всё время проносились джипы местных бандитов, обгоняя друг друга. А дорога была жутко узкая. Не знаю, как по ней вообще машины ездиди, по-моему, на ней и двум толстякам трудно было разойтись, не то, что дыум машинам!

Потом, когда шоссе перешло в грунтовку, а потом и вовсе исчезло, мы долго шли по лесу.

Горная речушка, вся усыпанная гирляндами валунов, прихотливо петляла в джунглях ползущих растений. Огромные корявые дубы выбрасывали могучие ветви к солнцу, одаривая свиней и кабанов градом сладких желудей.

Вход во владение не выделялся ничем примечательным, кроме разве что толстого, дерева, с обломанными со всех сторон ветвями и буйно проросшей на изломах весёлой лиственной шелупонью.

Калитка была так стара, что казалось, ей в тягость даже скрипеть. За калиткой буйствовала молодая чёрная собака, такая злая, что и в аду наверно таких не было. Полукровка, нрав которой был явно скопирован с злобной хозяйки. Но не будем преувеличивать злобный нрав Марты, сделаем скидку и на годы, прожитые в странной среде, и на страшную историю её родины, и на многое другое, что не видно при поверхностном взгляде, свойственном туристу. Все имевшие дело с собакой Мартой знали, что два микроскопических кусочка сала способны сразу растопить нечеловеческое собачье сердце и даже обратить её в самого верного союзника. Съев эти два кусочка, она уже не рвалась с цепи, как бешеная, а мирно лежала около будки, довольно помахивая куцым хвостом и пропуская мимо себя всех, кто только пожелал. Марта знала о пристрастии своего охранника взяткам и часто ругала за это.

Шоссе, всё ухудшавшееся по мере отдаления от моря, шло, как мы уже знаем вдоль крутого склона горы, петляя в соответствии с ландшафтом и подходя к участку Марты, превращалось в широкую тропинку из щебня и больших камней, оставшихся видать от времён, когда тут правили свирепые горцы. Надо было пройти ещё метров двети, перейти мост над камнистой речкой, названия которой мало кто знал, и свернув у заброшенного дома, обогнуть всегда нежащихся в чёрной луже свиней.

По тому, как удобно горцы ставили свои дома, как прокладывали дороги в лесной чаще, как сажали смоковницы, фундук и каштаны, было видно, как близки они были с природой, и как трепетно любили окружавший их мир. Наверняка они были язычниками, вверяя свои судьбы и судьбы своих детей Солнцу и богам, посланным великиим светилом. Куда они потом подевались можно было только предполагать, но даже сохранившиеся сведения о прокатившихся по здешних горам войнах, дают подсказку – только люди могли быть причиной несчастий других людей!