Петр Альшевский - Лежащий атаман

«Ступай прямо!… прямо и прямо!… ты прав, и ты это знаешь!… уходи вбок! Тебя разгадали!».

Пламя заполняет собой весь коридор. Георгий уже едва виден. К совету Георгий прислушался, он лупит по стене руками и ногами, но она не поддается, и тогда он, задействуя последнее средство, врезается в стену лбом. Этого она не выдерживает. Вслед за развалившейся стеной обрушивается потолок, следует надрывающий барабанные перепонки треск, все обращается в пыль.

ГЕОРГИЙ на мертвой каменистой равнине. Серое небо пугающе нависает, грозная тишина навевает мысли о скором и печальном конце; Георгий пытается сбить наваждение, набирает рывками побольше воздуха и в полную силу орет. Свой голос он не услышал. Повторив попытку, Георгий понял, что здесь ему суждено молчать. Почему же? что за идея? открывающий рот Георгий разговаривает с собой вслух, но наружу сказанные им слова не выходят; Георгий ходит, жестикулирует и осекается.

Перед ним стоит рыцарь. В нечищенных доспехах, с вынутым из ножен мечом; шлем деформирован. Забрало опущено.

Завязать общение Георгий не в состоянии. Он напряженно выжидает.

Я к тебе, – сказал рыцарь.

Ты можешь говорить? – удивленно спросил Георгий.

И ты можешь, – ответил рыцарь. – Разве нет?

До того, как ты пришел, я не мог. Я бы не стал тебе врать. Ты не обезьяна?

Какая еще обезьяна? – возмутился рыцарь.

Она завела меня в лабиринт. Чтобы очутиться здесь, я из него вырвался, и я бы не сказал, что усилия того стоили.

Ты был не в лабиринте, – сказал рыцарь.

Я шел по прямому коридору. Ты, смотрю, в курсе… как думаешь, мне надо тебе доверять?

Мы с тобой встретились ненадолго. Сейчас тут произойдет убийство, и мы после него не расстанемся, но кто-то из нас будет жив, а кому-то придется послужить второму – живому. Для великих свершений рожденному.

Ты о себе? – спросил Георгий.

В моем распоряжении меч.

И ты меня… безоружного. Вероятно, напополам.

Не я тебя, а ты меня, – сказал рыцарь. – Убив меня, ты сядешь на мое тело и полетишь. Я сделаюсь для летательным аппаратом, который доставит тебя в следующий пункт назначения. Вернее, предназначения – на мелочи мы не размениваемся. Не щадя дарованной нам жизни, преследуем настоящие цели. Прогрызаем глубинные ходы, прорываемся к неизведанному – я высказался за тебя.

Я не возражаю, – сказал Георгий. – Ты не погрешил против истины.

О доспехах не беспокойся – мой меч проткнет их без проблем. Отведи руку и бей мне в живот. И вгоняй его сильней, чтобы я не мучился: я волнуюсь не за себя, к адской боли я равнодушен, в тревоге за тебя причина – пока я не умру, ты никуда не улетишь.

А лететь мне необходимо, – пробормотал Георгий.

Убивай и полетишь, – протягивая меч, сказал рыцарь. – Только потом не выбрасывай. В будущем мой меч тебе неоднократно понадобится.

Отличный меч… и рукоятка точно по моей руке…

Ты не болтай! – крикнул рыцарь. – Вонзай!

Тише… ты на меня не кричи. Твоя участь определена, и не мне ее изменять, хотя я вправе тебя пожалеть… но тогда я не полечу, а ты говорил, что мне нужно лелеть. Ты говорил дело. – Вогнав в собеседника меч, Георгий вытянул свободную руку и закрыл рыцарю глаза. – Ты не падай. Я разрешаю тебе постоять. Ох, поспешил я, ну что же я… ты же не сказал, куда мне лететь. Скорей скажи, скажи… ты не умер? Он умер. А вокруг никакого ориентира – все одинаковое. Остается полагаться на интуицию.

В ПОХОЖЕЙ на небытие призрачности Георгий летит на спине рыцаря, чьи руки выкручены назад наподобие мотоциклетного руля; перед Георгием лежит меч, в непроглядной туманной вязкости глаза рыцаря горят яркими фарами; однообразная пустота местами трескается, мутные очертания неизвестно чего возникают внизу и в перевернутом виде нависают сверху, насупленный Георгий, отслеживая перемены, поправляет сдвигающийся вправо меч, затрепыхавшийся рыцарь начинает сдавать – без указания Георгия он дергано снижается, и это несомненно, но увидевший землю Георгий не знает как относиться к тому, что она отдаляется, не хочет идти на сближение,

наконец, земля застывает. Следует несколько мгновений полнейшего оцепенения всего сущего, в течение которых Георгий чувствует насколько же он мудр и безмятежен. Соскочившим с рыцаря, он раскованно делает пируэт и камнем устремляется вниз.

Первым в землю воткнулся меч. Затем на нее свалился рыцарь. Георгий поспел лишь третьим.

Меч торчит рядом с ним, использованный рыцарь рухнул в ином краю; собравшийся с силами Георгий привстает и, не устояв, усаживается в позу для медитации. Когда он закрывает глаза, мир кажется ему светлее, чем когда он взирает на него открытыми.

Внутри себя Георгий наблюдает приятное мельтешение кувыркающихся на белом фоне предметов. Куполов, фуражек, сачков; на купол надевается фуражка, и на нее накидывается сачок.

Со временем светлее становится и снаружи. В борьбу со мраком вступает квадратное светило, пульсирующее на небе слепящими выплесками.

Георгий прикрывается ладонью, отворачивается и инстинктивно загораживается обеими руками, поскольку перед ним женщина. Вся в ожогах и бородавках: она полуобнажена. Объективно говоря, уродлива.

У вас нет спичек? – спросила она. – А то холодно. У меня хворост – я его выронила, но за ним можно сходить. Три дня по равнине, пять дней по предгорьям, вы смотрите на мое лицо?

Это принято при знакомстве, – сказал Георгий. – Когда ты еще не убежден, с тем ли ты повстречался… с той ли.

Мое лицо омерзительно. Молодых и неопытных оно бы оттолкнуло, однако вы бывалый странник. С вами я ощущаю себя женщиной.

А ты…

Мы, – поправила женщина. – Теперь уже мы.

А мы здесь одни? – спросил Георгий.

Хотите встать и уйти? Направиться искать другую подругу? Запомните навсегда – из женщин тут только я. И если у вас, как у нормального мужчины, есть охота сношаться, вам придется делать это со мной. И вы будете это делать!

Да мне бы…

Будете!

Если есть охота, а у меня, извините, обычно бывает, от предложений такого рода я не отказываюсь, женщины для меня равносильны мечте о райском блаженстве, но я бы не претендовал попасть в рай, постоянно греша с симпатичными куколками…

Зачем вы встали?

Я думаю идти, – ответил Георгий.

От меня? – спросила женщина.

Я бы пошел в детство. Во времена чистоты, в которых я мирно существовал до рождения похоти. Едва родившись, она замкнула все на себе.

И правильно! К чему куда-то уходить? Ты же взрослый! Ты нуждаешься в женщине!

Я бы побродил по зоопарку, – пробормотал Георгий, – поиграл в футбол, почитал бы книжки о приключениях…

Ты со мной! – закричала женщина. – Чем тебе не приключение?!

Т-ссс… ноги лупят по мячу, и голоса… люди выясняют, стоит ли засчитывать, не пролетел ли он мимо: где-то неподалеку гоняют в футбол. Я пойду посмотрю. Вы не со мной?