Сергей Корнев - Дофамин. О любви и нелюбви

Юля, девушка Алексея Глинина, брата Ильи, кассир супермаркета, 24 года:

– Недавно клеился ко мне. Я аж выпала: ты чё, говорю, на полном серьёзе, что ли?! А он: а чё? Бессовестный. Вы только, пожалуйста, Лёшке не рассказывайте эту хрень, вдруг ещё война пойдёт – брат на брата. А мне оно надо?..

Сергей, двоюродный брат Ильи, разнорабочий, 21 год:

– Мне мать, бля, постоянно раньше надоедала: «Смотри и учись у Илюши, как надо». Все мозги разъела, бля! Илюша – умный, Илюша – хороший, а я – дурак, бля! А мне, дураку, чужие мозги не нужны, у меня свои какие-никакие есть! Чё он мне, Илюша этот? Мудила, бля! Знаю я, какой он хороший! Вот я – хороший, бля! Пивка попил и спать. Никому никаких проблем. А от Илюши постоянно всем проблемы какие-то, бля…

Марина Постукалова, одногруппница, 21 год:

– Он меня блядью назвал. Какая я ему блядь? Я это ему никогда не прощу!

Костян, приятель, без определённого рода занятий, 23 года:

– Я тоже ему говна не делал. Была как-то одна непонятка между нами. Я, конечно, был больше не прав. Но и он тоже. Прощать он не умеет – вот что! Надо уметь людей прощать! Тогда и люди тебя прощать будут…

Смуров, одноклассник, студент, 21 год:

– Мне в Глине не понятно одно – чем он оправдывает свои хреновые поступки?..

Пучков, профессор, декан журфака, 46 лет:

– Хотя вот… когда он только поступил к нам, случилась… это самое… совершенно некрасивая история… это самое… и Глинин принял в ней активное участие. Я его вызвал и говорю: «Молодой человек, вы сюда учиться пришли или… это самое… балду гонять?». Опыт имею. Надо не мямлить с ними, а сразу акценты расставлять. Они там, в школах своих, распустятся и здесь начинают… это самое… порядки свои устанавливать. В общем, замяли историю. Глинин исправился. Но осадок, конечно, остался у некоторых преподавателей…. Главным образом у Маргариты Олеговны…

Олег, гражданский муж Ани Ивашкиной, дочери Алексея Павловича, дяди Ильи по маме, хоккеист, 25 лет:

– Честно говоря, мне и не хочется с Ильёй какие-то… особенно родственные… отношения поддерживать. Мне вообще Анины родственники не по душе как-то – начиная с мамы, Натальи Николаевны, и заканчивая вот этим самым непонятным Ильёй. Они все искусственные какие-то, да. То чересчур вежливые и сладкие, то чересчур обидчивые и ранимые. А когда я хороший контракт со своим клубом подписал, то они стали вдвойне искусственней. Илья даже на матчи мои стал приходить. Но я же вижу фальшь! Какой там хоккей! Какой там Олег Кобелев! А однажды сама Наталья Николаевна пожаловала, вежливая такая, сладенькая – я прямо в осадок выпал, две-три смены подряд провалил, всё почему-то хотел ей понравиться, но потом исправился – начихал на неё и нормально пошла игра. Зачем Наталье Николаевне хоккей? Зачем Наталье Николаевне Олег Кобелев? Затем, что хороший контракт подписал. Вот я и стал им сразу нужен! А они мне не нужны никто. Мне только Аня нужна. А ей нужен и мой хоккей, и сам я – Олег Кобелев!

Абонент номера 8—950-***-**-50, по смс, возможно, студентка:

– Знаете, кто он, этот ваш Илюша??? Самый обыкновенный тупой кобель (((

Вова Бобчук, одноклассник, грузчик-экспедитор, 22 года:

– Да кто он такой? Чё-то он там приборзел последнее время, да? Гниль эта позорная, сука, чё-то приборзела последнее время? Не, надо всё-таки как-нибудь вызвонить и отгрузить ему по полной программе. Вот пивка подопью как-нибудь и вызвоню. Я ему, сука, картину такую нарисую, он охереет!

Большой, бывший друг, фотограф, художник, дизайнер, 24 года:

– Я сейчас арт-стенку в одном клубе делаю. В таком стиле… как бы… ну что-то вроде Пикассо… Девки такие страшные, голые, одна грудь туда, другая сюда, ноги, руки, всё перемешано… жутковато так… в общем, мне самому нравится. Так вот: я лицо одной такой девки содрал с Глины. Не специально. Само собой как-то вышло… Раз, раз – смотрю, черты какие-то знакомые выходят. Пригляделся – так это же Глина с тремя сиськами у меня получился. Я такое вдохновение испытал!.. Пририсовал ему огромную елду, которая одновременно являлась рукой другой девки. Ну жуть вообще! Представляете, страшный искореженный кулак свисает, и глаза Глины – такие хитренькие, прямо в душу тебе смотрят!..

Тётя Люда, близкая подруга Марии Павловны, мамы Ильи, продавец, 45 лет:

– Илья… он не то что хитренький, он – невыносимый и подлый прохвост, между нами говоря. Он матерью вертит, а не она им. Дура она, смотрит, смотрит, и никак она своего Илью как следует не рассмотрит. Я-то давно этого прохвоста поняла. Лёха как раз наоборот: парень простой, добрый и мать любит по-настоящему.

Эльвира, студентка, 20 лет:

– Всё началось с ужасной банальной вещи. Он сказал: «Давай по-настоящему». Я знала, что он скажет это. Все парни говорят это рано или поздно. И все девушки рано или поздно «дают». И я «дала». Да, я сама виновата. Не надо было. Он меня за дурочку считал. Да я и была дурочкой. Я знала, что у него есть девушка, кроме меня. Зовут Даша, кажется… И я не требовала от него ничего. Просто была с ним и всё. Никаких обязательств. Никаких прав. Думала, что он оценит это. Обдумает это и выберет между мной и Дашей меня. Вот – никаких скандалов, только одна любовь. А он, оказывается, даже не заметил всю эту мою хрень. Он ничего не заметил. Ничего не подумал. Просто засунул свой омерзительный член, подёргался пару минут и на радостях кончил в меня… И я залетела… Потом аборт… Потом целый год выброшенной жизни… Я сама выбросила эту жизнь. Я сама хотела умереть. Я совершила преступление, какое никак нельзя оправдать, никак нельзя себе простить. Было только одно, что меня спасало иногда. Мысль, что мне не надо нянчить его ребёнка – с его чертами, его повадками, со всеми этими его отвратительными качествами. Я могла целый день ходить весёлая и строить планы на жизнь. Но на завтра возвращалась мысль, что этот ребёнок ещё и мой, что этот ребёнок в тыщу раз более мой, чем его. Его же был всего-навсего только омерзительный член. Меня до сих пор тошнит, когда я представляю, как он входит в меня. Я считала себя самым ужасным чудовищем на свете. А… а… Илья… приходил ко мне опять… за «этим». И я давала ему «это», чтобы хотя бы не быть одной. Когда я надоела ему, он ушёл. Я осталась одна, и это меня спасло. Я как будто начала дышать чистым воздухом. Я радовалась: «Я – такая тварь, такое ничтожество, дышу чистым воздухом, я всё ещё живу!». Потом мы как-то случайно встретились с Ильёй, и он познакомил меня с Тимуром. По правде, я не знаю, что испытываю к Тимуру, но выхожу за него замуж. По сути, у меня нет другого выбора. Я должна продолжать жить уже не за себя. Я должна наплевать на себя и дать жизнь тому, у кого я её отобрала. Мне трудно рассказать об этом внятно. А Илья… Здесь проще. Он – самое плохое, что было в моей жизни. Как бы я хотела вернуть всё назад, чтобы его в моей жизни не было. Ведь тогда всё обернулось бы по-другому. Сейчас я жила бы другую жизнь. Ту. Мою.