Петр Карцев - Кот олигарха. РОМАН

Каким-то образом Ларина нога оказалась между ее ног, а мягкие Ларины губы медленными сонными поцелуями изучали ее шею.

Было в этом что-то не только естественное, но даже необходимое – чего, возможно, не хватало до сих пор всем ее утренним пробуждениям. Лена обхватила рукой Ларину талию, прижимаясь к ней теснее, и опустила ладонь ниже.

– Мммммм, – на мурлыкающей ноте произнесла Лара.

Следующие несколько минут пролетели очень приятно. После того, как они оторвались друг от друга, Лена подумала, что все это было похоже на один долгий, неторопливый поцелуй, но если бы люди целовались не губами, а всем телом. Еще ей пришло в голову, что ключ к удовольствию заключался в импровизации. Все их движения, все прикосновения были обусловлены только ленивой необязательностью. Произошло только то, что могло и не происходить. Малейшее проявление страсти заставило бы Лену выпрыгнуть из кровати быстрее напуганной кошки.

Лара лежала на боку, подперев голову рукой. Лена сидела рядом, обхватив колени руками. Одеяло было откинуто. Лена в последний раз наклонилась и поцеловала место, которое влекло ее больше всего: изгиб талии, за которым начиналась крутая линия бедра.

– Нас уволят, – тихо пробормотала она.

– Ммм? – переспросила Лара. Это был единственный звук, который Лена слышала от нее с момента пробуждения.

– Четверг, – лаконично пояснила Лена, все так же тихо и совершенно равнодушно.

Она пока не знала времени, но чувствовала, что на работу они опоздали непоправимо и навсегда – вызывающе, бравурно опоздали без малейшего намека на уважительную причину. Возможно, их пропуска уже были аннулированы, и охрана офиса предупреждена обращаться с ними как со злостными нарушителями рабочего режима, не заслуживающими снисхождения.

Лара вдруг засмеялась и, проворно перевернувшись, соскочила на пол. Лена проводила мечтательной полуулыбкой ее высокую, стройную фигуру, исчезающую в ванной.

– Не только не уволят, еще и зарплату поднимут, – пообещала Лара из-за стенки.

Она оставила дверь открытой, и вслед за ее словами Лена услышала бодрое журчание. Лена приподняла брови и слегка усмехнулась, проводя глазами по комнате.

Спальня, вероятно, была специально предназначена для гостей и, кроме большой кровати, не вмещала в себя почти никакой мебели – только кряжистый, очень старый дубовый комод, стоявший вдоль дальней от Лены стены. Над комодом висело круглое зеркало в кованой металлической раме со странным узором, а на крышке комода стояла лампа с круглым матерчатым абажуром и массивным основанием из металла, похожего на латунь или бронзу. Над окном висел тяжелый шторный карниз витого дизайна, цвет которого перекликался с основанием лампы. Стены комнаты были выкрашены в желтовато-кремовый цвет, напомнивший Лене крем-брюле.

Кровать, в которой она сидела, с высоким прямым деревянным изголовьем молочного цвета, казалась неожиданно новой и современной для старого дома и была застелена чистым на вид бельем. Лена заметила это с облегчением. У нее не было ни малейших воспоминаний о том, как она попала в постель.

Но она помнила, что находится в доме художника. Задрав голову, она обнаружила над изголовьем кровати картину в массивной раме. Лена встала во весь рост, покачнувшись на толстом матрасе. Картина была написана в академической манере и изображала группу людей в римских тогах. Неожиданно для Январского, сюжет – в чем бы он ни заключался – не содержал ни очевидного динамизма, ни визуального гротеска. Лена чуть наклонилась вперед, чтобы прочесть длинное название на табличке, прикрепленной к раме снизу: Луций Элий Сеян приносит лунулу новорожденной Юнилле . И рама, и холст отливали тонами бронзы и золота. Возможно, поэтому картина нашла себе место среди других элементов декора в этой спальне. Или у Январского просто не нашлось на нее покупателя.

Лена снова села, спустила одну ногу на прохладный деревянный пол и дотянулась до подоконника. За окном двумя чешуйчатыми гусеницами ползли в противоположные стороны две вереницы машин на Новом Арбате. Лена встала и, не желая упускать ни одной детали этого утра, полюбовалась немного на университет и Воробьевы горы, подумав мельком, возможно ли, что кто-то из обитателей уродливых высоток-стекляшек на Новом Арбате стоит сейчас у окна, вооруженный биноклем, направленным точно на нее. Подобное стечение обстоятельств поздним утром буднего дня показалось ей маловероятным. Если такого наблюдателя не было, то не было и причин стесняться наготы; а если он был, то, пожалуй, даже заслуживал за свое неправдоподобное существование маленького эротического подарка.

Из-за стенки доносился шум воды. Ванная, примыкавшая к спальне, вряд ли была предусмотрена старой планировкой и, скорее всего, была конвертирована из смежной комнаты или даже кладовки во время постсоветского ремонта. Лена подошла к двери и, оперевшись рукой о косяк, осторожно заглянула внутрь. Напротив нее над раковиной висело зеркало, в котором она увидела свое отражение и почти не нашла, к чему придраться, сделав себе самой благодушную утреннюю скидку на растрепанные волосы и еще немного припухшие от короткого сна глаза. Лара стояла в душевой кабинке под облаками пара, но из-за открытой двери в комнату стеклянные стены кабинки оставались полупрозрачными, и Ларин силуэт внутри казался сверхъестественно длинным и стройным. Лена почувствовала укол желания, нового и более сконцентрированного, чем несколько минут назад, когда они обе лежали в постели. Она удивилась сама себе, потому что никогда раньше не замечала за собой такого рода склонностей, но тут же поняла, что желание направлено не столько на Ларино тело, сколько на само ее присутствие и ассоциирующуюся с ним необычную – даже необычайную – обстановку этого утра, которое вряд ли повторится. С этим осознанием утро стало ломаться и крошиться на глазах. Ларино тело было скорее всего достижимо и удержимо, но хотелось единственно невозможного: вернуть ушедшую ночь, удержать взятый на несколько часов ошеломительный крен, не дать ему выправиться обратно в скучную повседневность – куда окунуться теперь равносильно смерти.

Лена подошла к раковине и стала умываться, смывая наворачивавшиеся на глаза слезы.

Причина для слез казалась настолько веской, что не было даже сил на себя сердиться. Когда рядом в кабинке оборвался шум струйных каскадов, Лена поспешно зашмыгала носом и с удвоенной энергией стала плескать водой в лицо. Лара шагнула на пол позади нее и начала вытираться.

– Вообще не помню, как вчера уснула, – с деланным спокойствием сказала Лена, потому что нужно уже было что-то сказать. – Последнее, что я помню, это какая-то вспышка.