Александр Образцов - Siltntium! Пугачевские дети (сборник)

Долгие годы после этого Чугунов возил ее по всему свету, везде она стояла как деталь интерьера, во всех пятизвездочных отелях, на Багамах, в Биарице, в Монте-Карло.

Получилось так, что сна отпущено было на семью Чугуновых определенное количество и в первые 20 лет жизни Чугунова этим занимался сам Чугунов, а после 85 года преимущество полностью перешло к его матери.

Водка пропала настолько, что Чугунов вспомнил свою школьную профессию следопыта и обнаружил под городом, на углу Толмачева и Невского (вход с подвала дома 26) царские склады с вином.

Надо ли говорить, что сам Чугунов вылез из этих складов через полмесяца дикий, небритый, ужравщийся из пыльных бутылок до хрустального звона.

Еще через неделю Чугунов стоял в подвале дома 26 выбритый, деловой, с билетной книжкой и впускал желающих под «шведский стол». Гражданин платил 25 рублей. Вечером его выносили.

Вскоре Чугунов открыл офис в Стокгольме и филиалы в Риме и Сан-Франциско. Предприятие называлось «Царские пыльные бутылки».

В газете «Вечерний Ленинград» однажды появилось объявление: « Посредническая фирма „CHUGUNOV“ продает талоны на жизнь. Сбор в большом зале Дома Офицеров 12 сентября в 18.00».

Опытные люди пожимали плечами.

Неопытные собрались в громадном количестве. Чугунов сказал речь.

– Мы здесь собрались, – сказал он в частности, – для того, чтобы жить. Мы верим в то, что можно жить до тех пор, пока действительны талоны. Конечно, возникает вопрос, а на какой срок они действительны? Я вам отвечаю: они действительны на весь срок вашей жизни. Разве какой-то врач или экстрасенс может вам гарантировать этот срок? Нет, никогда. Может быть, какая-то цыганка предскажет вам дату вашей смерти и вы передаете друг другу ее слова, как будто в них заключена какая-то мудрость. Нет никакой мудрости в предсказании смерти. Мы сами выбираем смерть в назначенное время, слушая цыганок и западноевропейских врачей. Я предлагаю вам не смерть, а жизнь. Покупая талоны, вы ставите перед собой задачу оправдать свои вложения и прожить как можно дольше. Когда у вас в кармане будет талон на жизнь от Чугунова, вы получите единственную гарантию максимально долгой жизни. Иначе вы потеряете уважение к своим деловым способностям. Талоны на жизнь – это единственный документ, гарантирующий вам жизнь. Все остальные бумаги приближают к смерти. Чугунов один думает о том, чтобы вы прожили дольше. Он один заинтересован в этом, потому что честь его фирмы, его доброе имя поставлены на карту. Чем дольше вы будете жить, тем больше талонов будет продано. Один талон стоит десять долларов. Вы скажете, что жизнь ценится слишком дешево. Я вам скажу на это: каждый должен иметь шанс купить талон. Нет разной цены жизни для богатых и бедных. Каждая жизнь равна другой жизни. И пусть даже Чугунов не получит сверхприбылей, для него главное, чтобы все люди, желающие жить, получили свои талоны. Талон на жизнь согревает сердце и возбуждает тягу к удовольствиям. Удовольствия не должны падать с неба. Бесплатный хлеб погубил Римскую империю. Покупайте талоны на жизнь посреднической фирмы Чугунова! Не толпитесь. Хватит всем.

В один день было продано десять тысяч талонов.

Через две недели Чугунов вынужден был переехать в Швецию из-за непонимания городскими властями и рэкетом его демографической политики.

P.S. Через десять лет независимыми экспертами был отмечен локальный феномен долгожительства в части Смольнинского и Дзержинского районов.

На Малой Садовой у «отдела заказов» иногда стоит черный кадиллак. Стоит и стоит себе. Совсем бесхозный.

Но люди знающие приходят сюда и трепетно дожидаются очереди. Потому что, когда ты садишься на заднее сидение и захлопываешь дверцу, то тут же оказываешься в Нью-Йорке, угол 42 улицы и 6 авеню. Красивое место!

Откуда появляется черный кадиллак – неизвестно. Есть какое-то предположение, что его Чугунов присылает. Но нет. Это не Чугунов. Чугунов прислал бы мерседес, это его любимая машина. Это во-первых. Во-вторых, Чугунов Нью-Йорк терпеть не может. Так что это не Чугунов. Это – самый настоящий таинственный черный кадиллак.

Конечно, не двести. Лев Николаевич Толстой родился 28 августа (9 сентября) 1828 года.

Меня всегда бесила эта привычка: не делать как все, а потом исправлять. Кому понадобилось сохранять этот чёртов старый стиль, если доказано на пальцах, как дважды два – Земля накопила ошибку! Что тут непонятного?

Что, неодушевлённое тело не может накопить ошибку? А кто сказал, что Земля – неодушевлённое тело? она пишется с заглавной буквы! Может быть, Земля – это такая небесная корова, которая пасётся в нашем углу Млечного пути. А мы – крошечные микробы на её боках. Размышляем о Боге, не подозревая того, что наш Бог – это Земля. И ей совершенно начхать на наши существования. Если даже мы взорвём все свои грозные атомные бомбы, бурёнка только пёрнет от неожиданности.

И здесь, на этом вираже мысли, надо сделать одно из двух: напиться или думать дальше. Дальше, естественно, возникает пастух данного Млечного пути. Пастух, играющий на свирели за пределами наших телескопов. И это утешает. Дальняя перспектива всегда утешает. Кажется, что там тебе есть чистый и уютный уголок, там младшие сёстры о чем-то оживленно галдят поутру, там мама приходит с мороза, там папа на работе. Всё-таки лучшее, что придумал человек в философии, религиях и литературе – это многоточие…

Однако Лев Толстой объявлен. Ему двести лет. Нет, сто семьдесят семь. Но это немного. Немного. И хотя он болел печенью, сидел на диетах, но образ жизни писателя был очень здоровый. И не случайно он Чехову признавался о похотливых своих мучениях. Здоровье надо иметь для похоти. Так что сто семьдесят семь лет это не так много. К тому же имея небывалую в истории литературы прижизненную славу, миллионы почитателей таланта, он мог стать объектом всего научного мира в качестве пациента. Они могли бы объединить все свои усилия – Мечников, Сеченов и молодой академик Нобелевский лауреат Павлов – и сообща сохранить старика для потомства.

Если бы они еще могли представить себе Семнадцатый год… Да они бы тогда не спали неделями в поисках элексира, чтобы омолодить Льва Толстого! Они бы разве допустили, чтобы старик в плохую погоду ушел от жены, простудился и погиб? Они бы ему в Военно-медицинской академии в Питере целый этаж выделили и специальных медсестер в темных чулках, если это его так бодрит: пусть старик молодеет!

И вот приходит Четырнадцатый год. Немцев англичане обрабатывают против России. Австро-Венгрия не подозревает, что жить ей осталось всего ничего. Франция как всегда между трипперами. Что в этом чаду делает Толстой, которому всего-то навсего 86?.. Да что такое 86? Это начало жизни. А уважение мира к старику? Конечно, в мире из-за медсестёр над ним посмеиваются, но так – любовно, думая при этом о самих себе: вот, мол, и мне бы в 86 этакий букет – утром с уткой блондинка сероглазая, следом с компотом шатенка орехового цвета, а брюнетка ввечеру.