Ирма Берг - Спящие Боги. Роман

– Так вот, – продолжил Мартин, – через секунду официант споткнется о его неудачно выставленные в проход ноги и опрокинет виноградный сок на девушку, которая войдет в кафе. И первое, что она скажет: «Я так и знала».

– Мартин, да ты сказочник! И знаешь, что-то есть в твоей сегодняшней манере говорить, что-то зловеще притягательное, прямо-таки…

«Я так и знала!» – раздался отчаянный женский возглас.

Маша резко обернулась. Официант только что пролил сок на светлое платье девушки, вошедшей в кафе. Мужчина в полосатом костюме и официант крутились вокруг пострадавшей, пытаясь салфетками отчистить ее вконец испорченное платье.

– Что все это значит? – Маша устремила взгляд на Мартина. – Вы что, все вместе разыгрываете меня?

– Нет, я же говорил. Я каким-то образом могу это делать. Все это возникает в моей голове само собой, я даже не прилагаю никаких усилий…

– Подожди… – Маша наморщила лоб. – Но если ты меня сейчас не разыгрываешь и все это правда, тогда то, что ты сделал, – это никакая не телепатия. Ты знал, что произойдет через секунду!

– Для меня это одно и то же. Либо в моей голове возникают мысли людей, либо события, которые произойдут с ними. Источник один. Я просто откуда-то это знаю, и все. Могу рассказать и про тебя.

– Нет, не смей! – воскликнула она.

– Хорошо, как хочешь.

– Мартин, подожди, я ничего не понимаю.

– Послушай, я вызвал тебя сюда потому, что мне нужно с кем-то поговорить. У меня голова идет кругом.

– Но как… как это у тебя получается?

– Я не знаю. Информация просто приходит. Я не только слышу мысли людей, но при некотором усилии могу видеть, что произойдет с человеком завтра, через год, через двадцать лет. Могу даже сказать, от чего он умрет. Выходит, что все сведения о жизни, включая будущее, находятся при нем же. Информация записана, как на невидимой грампластинке, а я, как игла, прикасаюсь к ее поверхности и просто считываю слой за слоем, дорожку за дорожкой.

Он ненадолго замолчал, а потом продолжил:

– Есть такие люди, которые умеют мгновенно считать в уме. Извлекать корень в шестой или седьмой степени из восьмизначных чисел. Когда их спрашивают, как им это удается, они всегда отвечают одинаково – несколько мгновений в голове идет чехарда и мелькание цифр, а затем ответ появляется в готовом виде. То же происходит и со мной.

Маша снова откинулась на спинку стула. В горле у нее сжался комок.

– Мартин, я, конечно же, слышала про всяких там шаманов и людей-феноменов из далеких африканских племен, но откуда все это у тебя?

– Ответ на этот вопрос я и пытаюсь найти.

– Ты хочешь сказать, что внезапно открыл в себе такие способности? Проснулся утром и стал провидцем?

– В любом случае мне от этого не легче. Еще вчера я знал, что делать и как жить, а сегодня все перевернулось с ног на голову.

Маша внимательно посмотрела ему в глаза. В его спокойные, синие глаза, которые она всегда так любила и которые сегодня были на удивление ясно-голубыми.

– Расскажи мне, с чего все началось, – попросила она.

Мартин стал в подробностях рассказывать ей события того утра. Маша слушала, не перебивая и не отрывая взгляда, и по ходу повествования ее все больше охватывало смятение.

Каждый из нас тщательно выстраивал свою систему миропонимания, полагая, что только он является хозяином своих мыслей, эмоций и поступков. К определенному возрасту каждый находил свою точку опоры, будь то религия или наука, на которой худо-бедно и строилось его понимание реальности и назначение собственной жизни.

Но вот неожиданно появлялся некто, кто мимоходом говорил, что все уже давно где-то записано, каждый шаг запрограммирован, каждая эмоция просчитана, а ты лишь самодвижущийся автомат, воспринимающий указания извне. И каждый твой «новый» день давно закодирован на определенном носителе, который легко можно вставить в проигрыватель и просмотреть.

И вроде бы каждый из нас краем уха слышал о чем-то подобном, и даже возможно что-то читал на эту тему. Но казалось, все это происходит где-то далеко, с тем, кого мы не знаем, с кем-то сошедшим со страниц фантастического романа, но уж точно это никогда не произойдет с тобой лично. И когда вдруг один из самых близких тебе людей, с кем ты общаешься не один десяток лет, приходит и говорит, что он обрел способность считывать информацию со священной летописи человечества, первое, что ты испытываешь, – это страх. Страх перед тем, чего не понимаешь, не можешь объяснить, но где-то в глубине признаешь и испытываешь перед этим необъяснимый трепет, потому что самые сокровенные тайны жизни так до сих пор никем и не разгаданы.

Твоя незыблемая точка опоры начинает шататься и раскачиваться. Невидимый крючок, за который ты цепляешься и на который нанизаны все твои убеждения, срывается – и ты несешься куда-то в неизвестность. А ум начинает упираться, брыкаться и не принимать то, что выходит за пределы обыденного опыта.

Всю эту пугающую гамму чувств и испытывала сейчас Мария. И она не была до конца уверена, что хочет знать о том, что лежит там, за гранью.

«Но Мартин? Что произошло с ним? – недоумевала она. – С моим Мартином, которого я знаю с малых лет и за которым всегда втайне приглядывала и оберегала его от неверных поступков? Откуда у него такие способности?»

Полуденное солнце ласково припекало плечи. Тенор все еще надрывался со своими распевками, правда, теперь взял октаву повыше и, вместо просто «а» и «о», пел уже почти слогами «ми-мэ-ма-мо-му». А контрабас продолжал что-то бубнить низкими отрывистыми басами.

Нереальность происходящего повергла Машу в заторможенное состояние, и, пытаясь отыскать хоть какое-то логическое объяснение поведению Мартина, она смотрела на памятник Чайковскому, впрочем, не видя его, а скорее глядя сквозь.

Мартин снова отметил, что у нее нет ни единой мысли. Зато ее энергетическое поле выдавало неописуемое буйство красок, будто там шла битва, в которой каждый цвет пытался занять доминирующее положение.

«Значит, когда «думает» подсознание, разум молчит, – размышлял Мартин. – Цвета выдают общее эмоциональное состояние человека, это понятно, но сама мысль, вероятно, имеет какую-то другую природу. Ведь как, черт возьми, они попадают ко мне в голову? Может ли мышление сопровождаться выбросом определенной энергии, информационной матрицы, которую я и могу считывать? Или оно подобно электромагнитной волне, настроившись на которую, я могу принимать сигнал без искажений и помех? Но тогда все равно получается, что у мысли есть носитель, пускай и гораздо более тонкий, чем может различить человеческий глаз.

Но кто сказал, что человеческий глаз так уж совершенен? Ведь даже некоторые животные обладают куда более зорким и чувствительным зрением. Мы же видим лишь в узком диапазоне между ультрафиолетовыми и инфракрасными лучами. И слишком часто, по ошибке или неведению, принимаем границу нашего поля зрения за границу мироздания.