Ирма Берг - Спящие Боги. Роман

То же самое касается и слуха. Мы слышим вибрации в пределах от 16 до 30 000 колебаний в секунду, а за этими рамками для нас наступает полнейшая тишина, даже если звук по силе превосходит звучание миллионов оркестров.

Восприятие времени вообще условно. Нижняя граница работы сознания – одна двадцатая секунды. Все события, происходящие быстрее этого порога, сознанием уже не улавливаются. И если какая-то форма жизни существует на более быстрой частоте, то человек ее просто не видит, хотя в стрессовых ситуациях иногда что-то и проскальзывает в поле его видимости.

Все это говорит только об одном – человек воспринимает мир, в котором живет, лишь в строго отведенных ему границах.

Так почему же, учитывая ограниченность наших чувств, пространство вокруг не может делиться на ступени или уровни, по которым, подобно автомобилям, несущимся по городским магистралям, могли бы мчаться наши мысли? И если современная наука пока молчит, это вовсе не значит, что такого не может быть.

Да, нас всех учили, что материя состоит из атомов, внутри которых крутятся электроны и протоны, внутри них – кварки, и так до тех пор, пока не найдется та самая универсальная единица, фундаментальная первооснова всего. Но может ли эта последняя единица быть настолько тонкой и разреженной, что плавно начинает переходить в энергию? Энергия же, в свою очередь, так же плавно перетекает в информацию. А раз все состоит из единой среды, значит, мысль и материя напрямую связаны друг с другом на некоем скрытом нефизическом плане, к которому меня каким-то образом подключили! Ведь должно же быть какое-то объяснение моим способностям?»

Различные концепции, словно на заседании многопартийного парламента, роились у Мартина в голове. Мозг один за другим выдавал варианты объяснений его феноменальной силе, но ни один не казался ему достаточно убедительным.

Ко всему прочему, его тревожило собственное будущее. Несмотря на то, что он мог считывать сведения о других людях и видеть, как сложится их жизнь, он не видел в будущем себя. Его собственная судьба будто ускользала от него. Или же ее не было вовсе.

Это виделось ему чуть ли не системным сбоем, досадным недоразумением в общем слаженном устройстве жизни. Когда у всех была четко прописанная программа, а у тебя ее не было, начинало казаться, что твое положение менее завидно.

***

Из задумчивой отрешенности обоих вывел учтивый голос официанта:

– Закажете что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, – ответил Мартин и с удовлетворением заметил, что к Маше стали возвращаться мысли.

Маша испуганно смотрела на него. Он чувствовал, как раскалывается ее голова.

– Послушай, Мартин, мне кажется, я знаю, кто может тебе помочь. Есть один доктор, он…

– Маша, я не схожу с ума, – c досадой прервал Мартин. – Я осознаю все предельно четко!

– Подожди, подожди… Он много знает, и, возможно, про то, что происходит сейчас с тобой. Долгие годы он учился в Китае у даосских монахов, потом работал в Институте мозга в Питере, а сейчас лечит акупунктурой. Я хожу к нему на сеансы. И знаешь, иногда он делает такие вещи, которые раньше казались мне невозможными.

– Например?

– Ставит на ноги безнадежных больных, от которых отказались другие врачи. И он все время твердит про наши скрытые ресурсы, возможности мозга… Раньше мне казалось это очень странным. А теперь я даже не знаю.

– А что ты сама у него делала?

– Восстанавливала нервы из-за бесконечных стрессов на работе. Он говорил, что наш организм, как пианино, нужно периодически настраивать. Да и попала я к нему абсолютно случайно – он вел прием в моей районной поликлинике, причем принимал всех и абсолютно бесплатно. Если повезет, застанем его там и сейчас, может, он как-то объяснит твое состояние. Ну что, едем?

Мартин с неохотой кивнул – больше для того, чтобы не обидеть Машу.

Здание городской поликлиники пряталось от шума дорожных магистралей за фасадами домов и утопало в зелени деревьев. Перед входом – небольшой двор с детскими качелями и горками, на первом этаже – гардероб, очередь за карточками в регистратуру, снующие медсестры в белых халатах, – словом, все как обычно.

Поднявшись по лестнице на третий этаж, Мартин и Маша оказались посреди широкого коридора. С одной стороны – двери врачебных кабинетов, с другой на скамейках ожидали приема пациенты. Маша схватила Мартина за рукав и повела в сторону, где коридор перегораживала двустворчатая дверь с вывеской «Неврологическое отделение». Свет в этой части помещения почему-то не горел. Казалось, это крыло заброшено или здесь ведутся ремонтные работы.

Открыв дверь, они зашли внутрь. Света по-прежнему не было. Пройдя чуть ли не на ощупь метров двадцать, они оказались в небольшом холле, которым и заканчивался коридор. Окно в холле было настежь распахнуто – выглянув в него, Мартин увидел, что погода начала портиться: поднялся холодный ветер, небо затуманилось, вот-вот мог пойти дождь.

По обеим сторонам холла располагались двери кабинетов, без единой полоски света под ними. И только одна дверь была приоткрыта. Щурясь в полутьме, Мартин смог различить на ней табличку: «Дневной стационар».

Маша приложила указательный палец к губам, давая понять, что здесь не принято громко разговаривать. Они сели на диван и стали ждать.

Мартин не понимал логику ее действий. Они сидели во мраке поликлиники, вокруг – никого, он даже не слышал ни единой мысли. Пошел дождь, и порывы ветра стали свободно гулять по коридору. Оконная рама неприятно заскрипела. Запахло влажной листвой и озоном.

Но Маша всем своим видом давала понять, что надо ждать. Мартин скрестил руки на груди и вжался в диван, пытаясь хоть частично укрыться от сквозняка.

Так прошло несколько минут. И тут из-за приоткрытой двери они услышали едва различимую, но приятную мелодию. Она напоминала легкие скользящие переливы китайской лютни. Стремительно пролившийся осенний дождь тем временем постепенно утихал.

Из-за двери донеслись какие-то шорохи и приглушенный мужской разговор. Внезапно раздался визгливый скрежет складывающейся как гармошка пластиковой двери и послышались шаги – кто-то быстро уходил из дневного стационара.

Через секунду Мартина обдало ветерком и ему показалось, что мимо него пронеслась большая черная птица, взмахнув у самого его лица крыльями. Доктор, погруженный в свои мысли, быстро пересек холл и скрылся в кабинете напротив. Маша не успела проронить и слова, лишь чуть привстала на диване.

Спустя минуту дверь кабинета распахнулась, и со странным бормотанием: «Чжунь-фу, воздух, половина третьего… закончить в юй-цзи» доктор вновь пересек холл и скрылся в дневном стационаре.