Игорь Олен - Познавание ведьм. Москва-1984

– Чётко как и как ясно!!! – все исступлялись.

– Поэтому, исходя из потгебностей нынешнего момента, идеалистов пгошу уйти, матегалистам же – сплачиваться под моим пьедесталом. Лозунг момента: миг есть матегия и наш долг её изменять. Лейбниц, Платон, Каутский, что такое?! Назад! Газмежёвываемся! бесповоготно!

Сборище разделилось; взявшие верх аплодировали, свистели и сквернословили, угрожая противникам; длинные тени вытягивались на восток, по ним кралась тьма.

– Лучше меньше, да лучше… Но пгиступаем к богьбе, к выкогчёвыванью софистических домыслов и гностической тагабагщины! Да, товагищи, наши цели ясны, наш путь пгям! Пгиступим.

В сумраке раздались стоны, стуки да восклицания боли и ярости. Освещённый последним лучом Пьедестал руководствовал битвой.

– Как же так? – озадачилась Вика. – Что ж так знакомо всё?

– Не знаю, знаю ли я, что сталось, но хочу поучаствовать! – прокричал Пиррон, вырвался и вбежал в гущу злого побоища.

Идеалистов побили и, заткнув кляпом рты, заставили в тачках возить песок. Победители воздымали плакаты и лозунги. Месяц тем и другим светил. «Дураки были мы, что спорили, мудрствовали», – признал Аристотель. «Истинно, нам теперь всё ясно», – твердил Гераклит. Диоген, задержавшись, вытащил изо рта кляп спросить: «Пифагор, постиг истину?» – «Вынужден был постичь». – «Тогда болтать не о чем. – Диоген вновь вставил в рот свой кляп и продолжил трудиться, внушая: – Мир есть материя. Моё дело эту материю в тачке возить и её так менять».

Временами то Гераклит, то другой какой из надсмотрщиков восклицал:

– Хорошо! В мозгу ясность, вопросы отсутствуют, жизнь, меж тем, улучшается!

И смолкал, погружаясь в сладкие думы. Кто-то из победителей догадался воткнуть палки с лозунгами и плакатами в землю, чтобы освободиться к бóльшим приятностям. Они сели в кружок и, счастливые, пили. Анаксагор предложил тост словами:

– Вот я мудрил, терзал интеллект, разбираясь в строениях мироздания, и всего-то додумался, что началом является беспредельное. Много тайн собирался ещё открыть и мучительно думать. Но вдруг мудрец, выговаривающий пленительно мягко « р », разъяснил тайну. Надо, оказывается, не думать, а надо действовать. Слава тем, кто нашёл за меня смысл жизни, сим меня осчастливив! Счастливые, мы вино попиваем. Столь же счастливые наши коллеги и оппоненты возят песок, работают. Всем всё ясно, все счастливы. Так поднимем же за картавого мудреца кубки!

Пир стих к утру. Слышалась разве что заунывная песнь Конфуция да стучали орудья труда побеждённых.

В рассветных лучах протрезвевший Пиррон сказал:

– Все меня знают. Я одолел день назад Платона. Но мне взбрело на ум вот что: я его одолел или он меня? Я вообще сомневаюсь, что мир – материя, потому что мы с вами песку навезли, а толку? Может, материя – это дух, иначе зачем тогда мысль о ней тем, кто считает её первичною? Почему без идей и мыслей силой материи они справиться с ней не могут? Вот и выходит: идеалисты, хоть и выдумывают, чего нет, и не боготворят материю, почему-то работают с сей материей. А должны бы работать – материалисты, которые любят материю. Получается – ложь. Картавый мудрец наврал. Не знаю, знаю ли я, что прав, но знаю, что недоволен тем, что знаю.

– Хвала, Пиррон! – завопили все, подбегая и затирая картавого мудреца. – Вещай, Пиррон! Пьедестал где? Где пьедестал Пиррону?

– Слушайте! – встрял ещё мудрец. – Всё, конечно, материя. Но мне кажется, всё из атомов. Земля видом как бубен, солнце всех далее, лунный круг самый ближний, прочие между ними; к тому же земля наклоняется к югу; солнце, вдобавок, воспламеняется и от звёзд; светила горят в движении, обо что-то там трутся, как ось в колесе…

– Давно ты слез с неба, Левкипп, что всё знаешь? – спросил Диоген из бочки.

Мужи зашлись хохотом.

Вика, глянув на них, обернулась с ехидцею к Безымянному.

– Не слушают умного человека, начали болтовню. А делали правильно, когда дружно носили песок под командой умных людей. Выстроили б хорошую жизнь – и жили бы припеваючи.

Безымянный, смолчав, направился вглубь пустыни. Вика с Перекати-Полем – следом. Пятки у Безымянного были светлые, волосы же не длинные и не короткие, как у Сенеки. Шаг у него выходил широкий. Чтоб не отстать, Вика часто бежала и спотыкалась. Воздух, разогреваясь, делался нестерпим. Обессилев, девочка рухнула в раскалённый песок, заныв:

– Не могу поспеть! – И, когда Безымянный приблизился, завершила: – Я хочу есть, – подумавши, что в родном краю взрослый давно б её накормил и нёс на спине, как боец раненного товарища. Мстительно она выговорила: – Спорят, а до людей нет дела!

Перекати-Поле фыркнул не вмешиваясь.

– А кому до них дело есть? – Безымянный подал ей руку.

– У нас мудрый Ленин был, думал про всех.

– И что?

– Он знал, как жить. У нас честно живут, друг другу всегда помогут.

– Знаешь, как жить?

– Да, знаю! – бросила Вика.

– Тогда тебе незачем голова. Пусть знающая голова пребывает сама собою. Сними её.

– Что?.. Она ж не… снимается! – млела Вика, схватившись за голову, – каковая снялась моментально и шлёпнулась зло в песок.

Безымянный тянул безголовую теперь Вику зá руку, они шли; Голова с изумлённым Перекати-Полем медленно перекатывались за ними.

Двигаться стало легче. Девочка замурлыкала песенку, а в оазисе с пальмами вдруг распрыгалась, как антилопа. Но Голова захныкала: мол, голодная. В поселении из песчаных домов Безымянный спросил у какого-то жителя подаяние, пожелав прежде мира и счастья.

– Мира и счастья тебе, путник, тоже, – житель ответил. – Что тебя побуждает странствовать?

– Я учу вечной жизни, поэтому и хожу, чтоб учить многих.

Вика без головы странным образом слышала всей своей кожей, а Голова с травяным шаром шептались в сторонке.

– Доля твоя тяжёлая, – житель кивал. – Учить людей сложно. Что, путник, скажешь тому, кто устал жить и не имеет надежд на жизнь вечную? Сын мой, единственный сын, погиб, дочки ищут удач в большом городе, самому мне недуг не даёт обрабатывать землю. Если не выплачу я налогов, буду бездомный, как ты, ненужный. Что с меня взять, уставшего, неучёного и бессильного человека, отжившего век? Учиться жить вечно во мне недостанет сил. Неужто я пропаду, не ведая вечной жизни? Ответь, коль ты учишь всех.

Безымянный ему поклонился. – Тебя, стойкий дух, не нужно учить. Ты заслужил жизнь вечную и идёшь к свету. Исполнится, как обещано. Начнёшь умирать, ты знай, что просто уходишь в вечность. Тебе она будет лёгкой. Мне стало легче тоже: ведь я увидел, с кем встречусь там, где редкий окажется. Я пойду. Мир тебе!

– Погоди… – Житель вынес лепёшку. – Возьми в дорогу. И заходи, коль рок приведёт сюда вновь.