Екатерина Мельникова - Черное сердце

– В таком случае я рад, что твои мучения закончены.

– Я тоже рада вернуться к мужу и на сцену. Синяк почти не видно, только царапину. Немного грима – и все.

– Можно мне к тебе прикоснуться? Тебе поможет. – Спрашивает вдруг Петр, кинув лаконичный взгляд на Джордана, спрашивая и его в первую очередь. – Я попытаюсь сделать так, чтоб деление твоих клеток ускорилось.

– Что это значит? – хмурится Джордан, полный профан во всех медицинских терминах.

– Ускорится процесс заживления раны. Позвольте попробовать. Я совершенно точно знаю, что хуже не сделаю. Мой сын навредил. Я хочу исправить. Пожалуйста.

Джордан с недоумением жмет плечами. Петр накрывает ладонью травмированный подбородок Карины и сидит с закрытыми глазами чуть больше минуты. Когда он убирает руку, Карина чувствует свободу от боли. Она видит, как расширились глаза ее мужа. Что-то явно изменилось.

– Что со мной? – нетерпеливо спрашивает она.

– Это волшебство, черт возьми. – Выдыхает Джордан. Пальцы ослабевают и почти роняют ее сумку. – Синяк исчез. И рана… она затянулась.

Карина выхватывает у него сумку и после некоторых поисков достает пудреницу. В зеркальце вместо мумии Карина Лестер! Ее свежее лицо без синяка и полумесяцев под глазами. Петр наблюдает за ними с улыбкой, хотя и благодарности с восхищением в ответ не дожидается.

– Я бы мог прийти раньше, но если б это произошло на остром течении раны, она бы зажила частично. Я научился ускорять выздоровление, а не исцелять.

– Петр Иванович. – Говорит впопыхах Джордан. – Это потрясающе!

– Оба называйте меня Петей. Я ваш друг. Старший друг. Но не старый.

– Спасибо. – Карина понимает, этого недостаточно, но не знает, что такого сделать. Особенного.

– Не нужно. Мне благодарность приятна, но не очень важна. Мне нравится это делать для тебя просто так.

– Знаешь, – Джордан понуро выдавливает из себя нечто, являющееся для него почти постыдным, – если представить на мгновение, что я умер, то… я бы хотел, чтоб Карина снова была с кем-то счастлива. Я бы хотел, чтоб этим человеком был ты. Не знаю от чего, но мне вдруг стало легко и хорошо. Не где-то в другом месте, а сейчас, рядом с тобой.

Петр улыбается одним краем рта и просит его руку. Если Джордан говорит правду, то и его душевная трещина затянется под его прикосновением.

– Закрой глаза. Я этого еще не делал, но вероятно, если я могу облегчать боль физическую, то я смогу чем-то помочь твоей душе. Не прячь ее от меня далеко, позволь мне прикоснуться к ней. Я не сделаю ей больно, я психолог и приласкаю ее. Я чувствую, ты все еще страдаешь. И это сильнее, чем у Карины. Ты переживаешь не за ребенка, а за то, как тяжело это может переживать любимая. – Пока Петр это говорит, Джордан начинает заливать его руки слезами, совсем того не желая. Но его линзы застилает, он ничего перед собой не видит, и не понимает, как это происходит. Еще и еще. Так в нем разбиваются его внутренние трагедии. Капля за каплей. И даже музыка в его голове звучит красивее. – Вот так. Плачь. С этими слезами боль и злость покинут тебя и больше не вернутся.

Через пару мгновений Джордан чувствует себя таким странным, словно его тело теперь состоит из воздуха. Все его внутренние монстры потеряли сознание. Тогда психолог медленно отпускает его ладонь. Посмотрев на Петра, Джордан видит человека, который вытянул его из ямы. Он улыбается, чувствуя, как нечто ядовитое и кислое сгорает в нем дотла, и он абсолютно не сомневается, что то была его затяжная депрессия.

– Это не значит, что в жизни больше не будет ситуаций, вызывающих разочарование. Просто теперь вы оба научитесь справляться. И относиться попроще. Это единственный выход, поскольку страдать-то можно и бесконечно, если настойчиво придерживаться этого страдания и не давать времени смывать боль.

Джордан не понимает, что сейчас произошло в мире. Он не понимает, почему так хочет обнять Петра, превратиться в кота и свернуться клубочком у него на коленях. Тепло от него исходит просто чудодейственное. Джордан ничего не говорит, обнимает его, как своего отца никогда не обнимал. Его отец ни разу не достиг потаенных струн его души и не коснулся их с умением, чтобы извлечь такую прекрасную музыку, настоящий романтический хит, который теперь звучит повсюду у него внутри. Сейчас он немного завидует Артему. У Артема прекрасный отец из плоти и крови. А у него в первую очередь бизнесмен, а потом немножко папа, которого не видят его близкие друзья. Бумажный папа. Отец-призрак.

– Родителей не выбирают. Сделай сам первый шаг. – Предлагает Петр, вложив его щеки в свои ладони. – Твой отец ждет от тебя первого шага не меньше, чем я жду его от…

– Вижу, у тебя новый сынок. – Раздается презрительный голос в дверях, разбавляя речь Петра. На пороге завис Артем, а из-за плеча у него выглядывает со своими любопытными ярко-голубыми глазками Слава.

– Куда же без этой парочки? – беззлобно подчеркивает Петр. – Артем, ты извинился перед Кариной? Я так и не услышал от тебя дома вразумительного ответа.

– Еще бы, ведь это не твое дело. – С этими словами Артем испаряется, задрав подбородок и прихватив с собой Славу, как будто друг привязан на поводок.

– Да уж. – Презрительно говорит Карина, недоумевая, как можно так грубо обращаться к папе. – Петя, ты никогда не пробовал его в угол ставить?

– Такого тронь – кости переломает.

– Ужас!

Джордан доводит до сведения Петра, что Артем искренне извинился, и он больше не злится на него, но Петр уже все знает, и это не удивляет никого.

– Зачем же переспросил? Взрослым молодым людям родительский контроль не по нраву. – Со знанием дела говорит Джордан.

– С давних пор мне мечтается, что мой сын станет собой, освободится, вылезет из своей скорлупы и обретет мир внутри себя, но детские травмы плохо поддаются лечению. У него случаются нервные срывы. Я бы помог ему, все-таки психолог, но Артем выстроил вокруг себя колючую проволоку и доверяет только Славику своему. Я рад, что он хоть друга настоящего нашел. Но не могу себе представить, как этот мальчик сумел войти в его сердце, пробраться в этот пункт стратегического значения.

– А что случилось? – Карина деликатно просит у Петра историю по поводу детской травмы.

– Двадцать лет прошло. – Начинает Петр так, что между ними горбятся даже стены палаты. – Их у нас с женой было двое, Артем и Вадим – братья-близнецы. – На лицах Лестеров возникает образ слов «о, боже». – Когда им было по девять, они по своей ребячьей дурости перебегали дорогу (Артем предложил). В результате Артем перебежал, а Вадим не успел. Мама с этим не прожила долго. Умерла от острой сердечной недостаточности, мучаясь от депрессии. Я думаю, она в тот момент перестала сопротивляться своему недугу. Она позволила себе поплыть по течению. Она хотела умереть. Мы похоронили ее через небольшой промежуток времени после Вадима. И остались вдвоем. Я Артема воспитывал один, больше у меня не было серьезных отношений, я до сих пор ищу свою любовь, не хочу жениться ради «надо». Надо – это когда влюбляешься, других причин и смыслов у меня нет. Смысл каждого живого существа на земле – это счастье. Я – хочу быть счастливым. И не собираюсь умирать, пока не доживу до этого.