Сергей Светуньков - Теория диктатуры люмпен-пролетариата

Если вы сядете играть в карты с опытным противником и будете не только знать все его карты, но и все ходы, которые он собирается делать, Вы, конечно же, будете выигрывать у него, каким бы гениальным не был ваш противник. Точно также и Сталин, – он подслушивал разговор своих противников и всегда знал их планы, а они его планы не знали. Сложно в такой ситуации не победить!

НЭП несколько ослабил советскую цензуру. Из множества новых деятелей искусства, пришедших в него через социум люмпен-пролетариев, появились и выдающиеся личности, но основная масса деятелей от искусства была, всё же весьма посредственной. Уже на излёте относительной свободы печати в 1926 году Борис Пильняк опубликовал потрясающую повесть – «Повесть непогашенной луны» в «Новом мире», в которой, по сути, излагалась версия о том, что сорокалетний Фрунзе при сердечной операции был зарезан хирургами – по указанию свыше. В продаже она была дня два, после чего её сразу же изъяли. А Пильняка впоследствии расстреляли (в 1938 году). Говорить и писать правду в 20-е годы было сложно, а уже в 30-е годы – смертельно опасно. Можно было писать только партийную версию о правде. Те, кто в этом преуспел, были приласканы властью, а те, кто этого не делал, становились изгоями.

К концу 20-х годов ХХ века Сталин и его приближённые люмпен-пролетарии окончательно взяли власть в свои руки. А поскольку интеллектуально они совсем не подходили для управления страной и ими совершалось множество экономических, социальных и другого рода государственных ошибок, они использовали враньё народу в полном объёме и, не стесняясь: в ошибках виноваты враги, а в достижениях – вожди.

В основном ими стала использоваться ложь открытая. Официально и на всех уровнях считалось, что любые проблемы в стране вызваны вредительством, а главный вредитель – Троцкий. Попытка массовой индустриализации страны велась в спешке и руками людей малограмотных. Логистика великих строек была «из рук вон» как плоха! Желание сделать «в срок» и раньше срока приводило к массовому браку при строительстве, а потому при начале эксплуатации случались массовые аварии. Конечно же, основная вина в этом лежит на партии большевиков, которая вмешивалась во все дела и работу инженеров и требовала «выполнение плана любой ценой», а на руководящие должности ставила люмпен-пролетариев. Но разве люмпен-пролетарии, стоящие у власти, будут признаваться в этом? Конечно же, нет! Виноваты вредители-троцкисты. И вот уже появляется первое «дело» – Шахтинское, насквозь лживое, от начала и до конца.

В феврале 1928 года в Шахтинском районе Донбасса органами ГПУ по обвинению во вредительстве и саботаже была арестована большая группа руководителей и специалистов треста «Донуголь» и шахт. Не они первые и не они последние. Но вместо того, чтобы передать их дело в суд, руководящая верхушка страны начинает формировать из этого рядового дела громкий политический процесс: «Считаю преждевременной передачу этого дела в руки судебных органов. В этом деле нити вдут в аппарат ВСНХ и Донугля, а с передачей дела в руки судебных органов мы много не сумеем узнать», – так считал председатель ВСНХ В.В.Куйбышев ( Шахтинский процесс 1928 г. 2011, с. 73 ). Также считали и остальные члены сталинского правительства. И их легко понять – только что, 18 января 1928 года Л.Д.Троцкий был силой доставлен на Ярославский вокзал Москвы, и выслан в Алма-Ату. Этот факт сильно взбудоражил советское общество – Троцкий пользовался довольно большим авторитетом в Советской России, и потому в январе 1928 года в Москве, Ленинграде и на Украине появились листовки, призывавшие рабочих требовать немедленного возвращения из ссылки и освобождения из-под ареста троцкистов. Власти нужен был «отвлекающий манёвр», громкое политическое дело, затмевающее по значимости высылку Троцкого в Алма-Ату. Поэтому возникла объективная необходимость в том, чтобы сфабриковать «Шахтинское дело». А под сурдинку можно будет потом оппозицию обвинить в организации этого вредительства и расправиться с троцкистами уже окончательно.

Тогда для придания «делу» большого масштаба, в число обвиняемых включили руководителей угольной промышленности из ВСНХ. Открытые судебные слушания проводились в Москве в Доме Союзов с 18 мая по 6 июля 1928 год – всего лишь через четыре месяца после высылки Троцкого! Обвиняемым вменялась в вину не только вредительская деятельность, но и создание подпольной организации, установление конспиративной связи с зарубежными антисоветскими центрами. Понятно, что это была ложь. Но почему все обвиняемые признались в том, чего не совершали? Почему они на суде также поддерживали эту ложь?

Из книг А.Солженицына и В.Шаламова широко стало известно о тех пытках, которые применяли к арестованным на предварительном следствии. Но многие сопротивлялись. Их ломали – физически и духовно. Редко кто выдерживал и не сдавался. Но наряду с такими пытками следователи использовали и другое излюбленное оружие люмпен-пролетариата – ложь. Вот, например, что писал в Объяснительной записке член Московской коллегии защитников Н. К. Муравьев председателю президиума коллегии защитников В. Ф. Белякову о причинах отказа защищать подсудимых по делу «Об экономической контрреволюции в Донбассе» (май 1928 г.):

«С первых же встреч с обвиняемыми меня поразило их крайне легкомысленное отношение к своему положению… Они совершенно не отдавали себе отчёта в своём положении. На мой вопрос, какого результата процесса они ждут для себя, один из обвиняемых (Матов) ответил, что ему, вероятно, придётся посидеть несколько месяцев, прежде чем он вернётся «на производство». Я счёл тяжёлым долгом защитника вывести их из этого заблуждения… Но со второго или третьего свидания они оба, весьма взволнованные, в особенности Матов, открылись мне, что их показания на дознании, подтверждённые – без опроса их по существу – следователю, не соответствуют действительности, что они их дали сперва вследствие того тяжёлого морального и физического состояния, в котором они находились, а потом – вследствие того, что они пришли к убеждению, что так именно нужно, чтобы они показывали, что этого от них требуют и ждут люди, которые лучше их знают, что нужно, и что в случае исполнения этого требования и удовлетворения этого ожидания они могут быть спокойны за свою судьбу и скоро будут возвращены на производство» ( Шахтинский процесс 1928 г. 2011, с. 746 – 747 ).

И далее пишет в объяснительной записке защитник о том, что на собрании защитников подсудимых выяснилось, что «почти все сознавшиеся обвиняемые признались своим защитникам, что они ложно оговорили себя и других; что почти все они боятся сказать правду, так как опасаются, что этой правде суд не поверит; что один из обвиняемых, не признавший себя виновным, добивался у защитника ответа, не нужно ли ему оговорить себя и других, чтобы получить снисхождение, как другие.