Юрий Чайковский - Эволюция как идея

Подобных косвенных соображений о реакции Геи высказано много. Они выглядят с точки зрения системного идеализма правдоподобно, но получить достоверные сведения о реакции Земли на людские действия, даже глобальные, пока не удалось. А это было бы важно, поскольку таинственные сопряженности типа зомби-паразитизма авторы-маргиналы связывают с единым сигнальным полем Земли. Тем же полем не раз пытались объяснить и странную раскраску бабочек — см. главу 4.

Все такие суждения принято аттестовать как идеализм , а его у большинства ученых (у нас и на Западе, но не на Востоке) принято видеть противоречащим науке. Меньшинство, полагающее иначе, характерно тем, что не принимает услышанное в школе на веру. Вспомним, что даже обыденное «подумал и сделал» означает примат идеи над материей. С этой очевидности и начнем: чистого материализма не бывает, и давно пора определить должное место идеализма в науке и жизни.

На одном из примеров особо остановился Любищев. Каждая чешуйка рисунка бабочки растет из своей клетки, однако «рисунок наложен на крыло и может перемещаться по нему как целое» (Любищев, 2004, с. 56). Ни по Дарвину или Ламарку, ни по Бергу или Жоффруа объяснить это не удается. Любищев не раз пояснял, что если узоры бабочек и суть приспособления, то в некой иной реальности. Он (и другие идеалисты) видел ее вне какого-либо индивида, видел в природе как целом (что теперь видят многие на самых разных объектах). Для него непознаваемость природы

«снимается, как только мы расширим понятие природы, которая заключает в себе и реальности, нелокализуемые в пространстве и во времени. Принятие таких реальностей и есть тот решительный шаг, который должен сделать натуралист для преодоления главных трудностей биологических проблем» [Любищев, 1982, с. 241].

Замечательно. Однако при этом, чтобы остаться в рамках науки, ему пришлось признать всю природу единым организмом:

«Речь будет идти об иерархии организмов, начиная с клетки до ландшафта и, может быть, до понимания всей Земли как единого организма» (там же, с. 183).

Об этом до Любищева писали многие, начиная (если вести счет от Возрождения) с Леонардо да Винчи и Парацельса. После Любищева Джеймс Лавлок развил «теорию Геи» (см. 4–08). Естествен вопрос: что является мыслящим агентом сверхорганизма?

«Кто здесь правит? Кто отдает приказы, предвидит будущее, строит планы, восстанавливает равновесие, управляет и осуждает на смерть?.. При малейшем нападении тревога распространяется, словно пламя; организуется оборона, аккуратно и методично производится срочный ремонт» [Метерлинк, 2002, с. 350, 352].

Метерлинк спрашивал про улей и термитник, но вопрос справедлив для многого, например, для затягивающейся раны. Отнести всё это на счет инстинкта нельзя, даже если счесть, что сам феномен инстинкта понятен (Метерлинк это справедливо отрицал), поскольку и улей, и муравейник, и термитник нередко ведут себя рационально даже в необычных, созданных экспериментатором, условиях.

Рана — это всегда новый эксперимент с данной особью, и заживление прекрасно идет у организмов, мозга не имеющих, например, у растений. А кто «предвидит будущее», где источник причинности?

Скорее, речь надо вести о той причинности, о которой еще до Любищева писали Анри Бергсон и Джоханнес Бёрджерс (4–08), о причинности, действующей в ином пространстве. В частности, весьма нужная для выживания термитов мутация никогда в природе не возникает (или, возникнув, не распространяется). Вместо нее у соответствующих видов закрепилось самоубийственное обламывание себе крыльев и много прочих антиадаптаций. Экологически это понятно: съедаемое крылатое поколение термитов служит главным (часто единственным) каналом возврата органики из почвы в верхние ярусы, и запрет «мутаций на несъедобность» для экосистемы необходим. Обычная в ЭКЭ ситуация. Достигается это полным отключением того механизма, какой утверждал Дарвин. Кто же отключил, и как? Вопрос Метерлинка и многих других остался без ответа.

Даже это еще можно бы пытаться понять в существующих рамках — например, признать, что дарвинского механизма просто не существует, потому его никто и не смог найти, хотя сто лет назад пробовали (см. 4–06; 4–08; 4–16). Можно бы искать иной, тоже наглядный, механизм, как у Ламарка или что-то похожее. Но обломанные себе крылья (и, вообще, множество антиадаптаций) слишком прямо говорят, что приказы виду отдаются свыше (экосистемой? Но как?), точно так же, как организм отдает приказ гибнуть иммунным клеткам, равно как и всем отслужившим клеткам.

Опять параллель: в обоих случаях формальная причинность при отсутствии действующей. Так что стоит данный тип причинности признать в качестве достаточного, к чему и призывал Любищев.

Если в онтогенезе главное — проблема осуществления, а в эволюции — проблема эмерджентности, и обе до сих пор неприступны, то не поискать ли еще одну параллель? Вспомним переписку Мейена и Любищева (в гл.2), где речь о панпсихизме, и параллель окажется налицо. В психологии есть «трудная задача », ее поставил австралийский философ Дэвид Чалмерс [2013]: каким образом физиологическая информация порождает мысль? Это тоже проблема осуществления. Литература по ней огромна, и итог тот же: решения нет, а серьезных подходов ныне числится два, те же, что в биологии — панпсихизм и эмерджентность.

Финский психолог Аннти Ревонсуо (Ясуопвио) резюмирует:

«Согласно эмерджентному материализму, превратности человеческой души можно интерпретировать как смелое и захватывающее приключение в чужом мире» [46] В наших терминах лучше сказать: в пространстве эдвантов. . «Другое направление, которое может оказаться… правдоподобным, это нейтральный монизм [47] Теория Бертрана Рассела, предвестник нового панпсихизма. и панпсихизм. Возможно, феноменальное (данное органами чувств — Ю. Ч) и физическое по сути не отличаются друг от друга, а может быть, феноменальное — базовое и общее свойство физической вселенной [48] Видимо, тут давняя идея — параллелизм бытия и мышления (4–08, с. 42, 71). . Тогда нам нет нужды объяснять, как мозг создает феноменальный опыт». Но «нет никаких доказательств ее (теории панпсихизма — Ю. Ч) истинности» [Ревонсуо, 2013, с. 312].

Да, доказательств нет, но, как видим, есть параллель, и она довольно ясно говорит, что все три дисциплины связаны в данном пункте общей идеей (а не вещественно). Воспользуемся тем признанием, какое делает английский психолог Макс Велманс [2009, с. 43–44]:

«По признанию самого Чалмерса, […] возможны случаи, когда „трудная“ проблема только лишь кажется необыкновенно сложной, потому что мы неправильно думаем о ней. И тогда, чтобы проблема стала „легкой“, необходимо лишь изменить некоторые наши непроверенные предположения […] придется изменить некоторые наши дотеоретические допущения».