Тим О'Райли - WTF? Гид по бизнес-моделям будущего [litres]

С этой точки зрения бизнес существует для удовлетворения человеческих потребностей. Корпорации и прибыль – это средства достижения этого, а не самоцель. Свободная торговля, аутсорсинг и новые технологии – это инструменты не для снижения издержек и повышения цен на акции, а для увеличения богатства мира. Даже находясь в неблагоприятном положении из-за доминирования теории акционерной стоимости, мир стал лучше благодаря динамике капиталистической экономики. Но насколько лучше мы могли бы его сделать, если бы пошли по другому пути?

Я не думаю, что кто-то кроме мародеров считает, что зарабатывание денег для акционеров – это конечная цель экономической деятельности. Но многие экономисты и руководители корпораций ошибаются насчет той роли, которую играет подобная политика в достижении этой цели. У Милтона Фридмана, Меклинга, Дженсена и Джека Уэлча были благие намерения. Все они считали, что согласование интересов корпоративного управления с интересами акционеров действительно принесет наибольшую пользу как для общества, так и для бизнеса. Но они ошибались. Они руководствовались плохой картой. К 2009 году Уэлч изменил свою точку зрения, назвав гипотезу об акционерной стоимости «тупой идеей».

Но к тому времени Уэлч ушел в отставку с состоянием, близким к 900 миллионам долларов, большая часть которого была заработана благодаря опционам на акции. И этот механизм продолжает работать в большей степени, чем любой генеральный директор, в большей степени, чем любая компания. Писатель Дуглас Рашкофф поведал мне историю одного из генеральных директоров компании из списка Fortune 100, которая разрыдалась, рассказывая ему о том, как ее попытки внедрить социальную ценность в процесс принятия решений в ее компании быстро пресекли, сославшись на рынок.

Кто такой рынок? Это алгоритмические трейдеры, которые появляются и исчезают со скоростью в миллисекунды, превращая то, что когда-то было средствами для капиталовложений в реальный сектор экономики, в казино, где правила всегда на стороне казино. Это корпоративные рейдеры, такие как Карл Айкан (теперь сменивший имидж на «акционера-активиста»), которые покупают крупные пакеты акций и требуют, чтобы компании, которые хотели бы остаться независимыми, выставлялись на продажу, или чтобы компания, такая как Apple, отдала свои деньги им в карман вместо того, чтобы воспользоваться ими для снижения цен для клиентов или для повышения заработной платы работникам. Это также пенсионные фонды, отчаянно нуждающиеся в более высокой прибыли, чтобы выполнять данные ими обещания, и передающие свои деньги в управление профессиональным менеджерам, которые должны приложить все усилия, чтобы соответствовать потребностям рынка, иначе потеряют средства, которыми они управляют. Это венчурные капиталисты и предприниматели, не стесняющиеся идти на колоссальные нарушения, приносящие огромные состояния. Это каждый руководитель компании, принимающий решения, руководствуясь задачей увеличения курса акций, а не интересами клиентов.

Но эти примеры – только самые очевидные из системы рефлексивного коллективного разума, – системы гораздо крупнее, чем Google и Facebook, системы, которая больше всех нас в совокупности, которая предъявляет безжалостные требования, потому что в основе ее лежит главный алгоритм, который работает неправильно.

Вот что критики финансовой индустрии, такие как Рана Форухар, автор книги «Makers and Takers», имеют в виду, когда говорят, что экономика стала финансовой: «Единственная самая большая неисследованная причина долгосрочного снижения темпов роста заключается в том, что финансовая система перестала обслуживать реальную экономику и теперь служит в основном самой себе».

Дело не только в том, что в финансовой индустрии занято всего 4 % американцев, а получает она более 25 % всей корпоративной прибыли (что ниже рекордного уровня 2007 года, когда этот показатель составлял почти 40 %). Дело не только в том, что американцы, рожденные в 1980-х, с гораздо меньшей долей вероятности будут более обеспеченными, чем их родители, чем те, кто родился в 1940 году, или что 1 % населения теперь владеет почти половиной всего мирового богатства и что почти весь прирост доходов с 1980-х годов ушел в верхние слои населения, составляющие 1 %. Дело не только в том, что люди во всем мире выбирают популистских лидеров, убежденные в том, что современная элита настроила систему против них.

Это симптомы. Корень проблемы заключается в том, что финансовый рынок, когда-то являвшийся любезным слугой для обмена товарами и услугами между людьми, стал хозяином. Хуже того, он стал хозяином всех других коллективных разумов. Google, Facebook, Amazon, Twitter, Uber, Airbnb и все другие компании-«единороги», формирующие будущее, находятся у него в рабстве так же, как и любой из нас.

Именно этот современный гибридный искусственный интеллект, а не какой-то мифический искусственный суперинтеллект будущего, мы должны взять под контроль.

В мае 2011 года статья в журнале Vanity Fair привлекла внимание общественности к пресловутому одному проценту: «Из 1 %, к 1 %, для 1 %». Экономист, лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц представил леденящие душу размышления о последствиях дисфункциональности экономики, которая хорошо работает только для крошечной части населения. Название его статьи, перекликающееся с Геттисбергской речью Линкольна, ставит вопрос, действительно ли мы остались верны идеалу «правительство из народа, избранное народом и для народа».

Он проводит неожиданные параллели. Так, сначала пишет об особенностях уклада на Ближнем Востоке, где господствуют диктаторские режимы, отмечая: «Это общества, где незначительная часть населения – менее одного процента – контролирует львиную долю богатства; где богатство является основным определяющим фактором власти; где укоренившаяся коррупция является образом жизни и где самые богатые часто становятся на пути политики, которая улучшала бы жизнь людей в целом». А затем замечает: «Во многих отношениях наша собственная страна стала похожа на один из этих далеких, проблемных регионов». «Когда мятеж придет в Америку?» – спрашивает он.

Участники протеста «Захвати Уолл-стрит» в конечном итоге были разогнаны из своих лагерей, но вопросы, которые они задали, не теряют своей актуальности. Предоставит ли будущее возможности для всех нас? Или оно затопчет еще большее количество людей?

«1 %» был ключевой темой предвыборной кампании Берни Сандерса в 2016 году, а Дональд Трамп, вплоть до победы над защищающей статус-кво Хиллари Клинтон, продвигал идею о том, что людей из этой касты нужно хорошенько потрясти. Хотя, судя по всему, президент Трамп мало что может сделать с решением принципиальной проблемы, которую изложил Стиглиц, состоящей в том, что 1 %, а точнее, 0,01 %, трансформировали свою финансовую власть в политическую, превратив когда-то процветающую демократию и динамично развивающуюся экономику в платформу, которая больше не работает на благо всех ее участников.