Франческа Граната - Экспериментальная мода. Искусство перформанса, карнавал и гротескное тело

Ф. Г.: Полагаю, аудитория состояла не из добропорядочных ханжей?

Н. Б.: Не обязательно. Клубная вечеринка Kinky Gerlinky была многолюдной, ее проводили каждый месяц, и любой, принарядившись как надо, мог туда попасть. Все эти дрэг-королевы выглядели сказочно, сногсшибательно, обалденно.

Ф. Г.: Трудно было шокировать такого зрителя?

Н. Б.: Да, шокировать – трудно, к тому же они уже привыкли к тому, что Ли всегда появлялся в экстравагантных костюмах. Они явно не догадывались, что у него под одеждой прячется еще кто-то, но его большой скульптурный живот не был для них неожиданностью.

Ф. Г.: Как вам удавалось [так долго] висеть вниз головой?

Н. Б.: Мы использовали целую систему – что-то вроде упряжи, состоящей из ремней и колготок. Поэтому я могла висеть вверх тормашками на протяжении столь долгого времени, не боясь, что он меня выронит. Когда он влезал на стол, мне надо было всего лишь потянуть за два конца ленты, чтобы освободиться.

<���…>

Ф. Г.: Вам не приходилось разрывать путы, чтобы выбраться?

Н. Б.: Нет. Все держалось на липучках, так что нужно было просто потянуть.

Ф. Г.: Как долго вы оставались вниз головой?

Н. Б.: Мы старались максимально сократить это время. Думаю, весь перформанс длился около получаса с того момента, когда я забиралась в костюм. Но наша сцена занимала всего семь-восемь минут. Честно говоря, на самом деле я не уверена в том, сколько это продолжалось по времени, но если было подозрение, что действие может затянуться, он [Ли Бауэри] привязывал меня к себе в последний момент, потому что хотел свести к минимуму время моего зависания вниз головой. Иногда мы готовились заранее, но в этом случае он, со мной в животе, облокачивался на стол, и так мы ждали своего выхода.

Ф. Г.: Получается, перформансы со сценой родов появились, потому что он был фанатом Дивайн?

Н. Б.: Да, вначале так оно и было. Ли был настоящим обожателем Дивайн. Считал, что он бесподобен.

Ф. Г.: А затем он понял, что это работает, и продолжил развивать эту тему?

Н. Б.: Да. Очевидно, что-то изменилось сразу же после того, как он впервые сделал это одетый как Дивайн. Это был единственный раз, когда мы использовали в перформансе тот костюм. Потом он изготовил несколько костюмов, которые были более скульптурными и лучше подходили для того, чтобы изображать роды. Например, когда мы собирались на Вигсток, он сшил очаровательный бархатный жакет и бархатную юбку и сконструировал в них просторные пазухи, внутри которых я и должна была прятаться. Ли Бенджамин, тот парень, который нам помогал, лихо с этим управлялся. Когда мне надо было забраться в свою упряжь, он открывал пазуху и я пряталась в ней, так что никто не мог догадаться, что я там была. И все при этом выглядело вполне пропорционально. Для этого костюма у него [Бауэри] было искусственное лицо – объемная маска, сделанная из лайкровых чулок, с такими огромными губами и скулами, что она выглядела как карикатура на человека. Это было на Вигстоке. После у нас было всего несколько перформансов с этим костюмом, а потом он [Ли Бауэри] иногда скидывал с себя одежду, чтобы народ видел, что я на самом деле нахожусь внутри.

Ф. Г.: Какое-то время вы устраивали перформансы со сценой родов, находясь в статусе резидентов [клуба], а затем вам сказали, что больше вы этого делать не будете, потому что так постановил Вестминстерский городской совет.

Н. Б.: Да, это было, когда мы работали в [клубе] Freedom Café. Как нам объяснили, ни мужчинам ни женщинам не позволено показывать ничем не прикрытую переднюю часть своего тела, а во время перформанса я рождалась совершенно обнаженной, да и Ли после этого приходилось все с себя сбрасывать, чтобы переодеться во что-то другое. <���…> В общем, на самом деле быть голым [на сцене] разрешается – не разрешается расхаживать голым [по сцене], так что если хочешь обнажаться, стой неподвижно. Так повелось с давних времен, когда в Сохо стали появляться стрип-клубы и прочие штуки такого сорта. Это действительно старый закон, который обычно никто не исполняет. Я не знаю, кто это был, но уверена: кто-то специально дозвонился до Вестминстерского совета и сообщил им, что появился подходящий случай [, чтобы его применить]. Их не волновало, что кто-то мочился [на сцене], и даже тот факт, что я пила эту мочу – конечно, не по-настоящему, но все выглядело очень натурально; и их не беспокоило, что Ли делал вид, будто слизывает шоколад с задницы Ричарда Торри, – волновала только нагота.

Действо отдавало какой-то глупостью, скандалом – в нем и вправду было что-то смехотворное. И это был последний перформанс Ли, потому что состоялся незадолго до его смерти. В первый же вечер, когда нас прикрыли, он почувствовал головную боль, и в конце концов его забрали в больницу с менингитом. И там он умер. Это был самый последний его перформанс.

Ф. Г.: Вам нравилось участвовать в перформансах Ли? У вас с ним были другие совместные перформансы?

Н. Б.: Да, мне нравилось выступать с Ли. Мы были настоящими друзьями, я любила его до самой его смерти, и мы получали удовольствие, когда вместе делали перформансы. Почему нет? Это было захватывающе. Кажется, роды были нашим единственным совместным перформансом. Еще я немного пела с группой. <���…> Хотя постойте, был и другой перформанс, в котором я принимала участие. В Голландии он [Ли Бауэри] устроил перформанс в этом форте – да, он называется Форт Асперен; там он сам висел вниз головой <���…> а я, одетая как балерина или что-то вроде, обрызгивала зрителей освежителем воздуха, так что я тоже по-своему участвовала в том перформансе. Уверена, было что-то еще, но сейчас не могу вспомнить.

Ф. Г.: Судя по фотографиям, в Токио вы участвовали в перформансе Ли.

Н. Б.: В Токио он устроил целую серию перформансов в универмаге Parco. Среди них был один, совсем небольшой, где его как будто вырвало прямо на меня. Я была одета совсем обычно, в черную футболку и черные брюки, а он изображал, что блюет на меня. Хотя это была не рвота, а мыльный раствор, японских зрителей по-настоящему проняло – они подходили ко мне и спрашивали, не болен ли он. Ли это понравилось. У него было своеобразное чувство юмора, он любил проказничать и ставить людей в дурацкое положение.

Ф. Г.: А какая публика была на Вигстоке? Ее можно было чем-то поразить и шокировать? Я смотрела видеозаписи, сделанные во время Вигстока, и мне показалось, что остальные артисты в основном были одеты в традициях дрэг-культуры.