Паскаль Казанова - Мировая республика литературы

Достаточно рано в Париж из разных стран стали стекаться борцы за политические свободы, и зачастую эти же люди способствовали развитию своих национальных литератур и искусства. Париж становится политической столицей поляков после «великой эмиграции» 1830 года, а в 1915 году столицей чешских националистов. В Париже издаются газеты и журналы, занятые проблемами национальной независимости, такие, как, например, «El Americano», «La Estrella del Chile», в 1872 ратовавшая за испано — американский национализм; «La Republica cubana», орган республиканского правительства Кубы, основанного в 1896 году и обосновавшегося в Париже. Чехословацкая колония издает в 1914 году националистическую газету «Na Zdar», а в 1915 году «L’Indépendance tchécoslovaque», официальный чешский орган. Американский критик 50‑х годов Гарольд Розенберг писал, что «именно потому что искусство в Париже вненационально, национальное искусство каждой нации утверждает себя в Париже». И затем в духе Гертруды Стайн перечисляет все то, за что американцы в долгу перед Парижем: «В Париже язык Америки обрел должную меру поэзии и красноречия. В Париже нашлись критики, которые сумели понять и оценить искусство и народную американскую музыку, кинематографическую технику Гриффита, украшения интерьеров Новой Англии, проекты первых американских машин, живопись песком индейцев навахо, изображение задних дворов Чикаго и Истсайда» [54] ХН. Rosenberg. La Tradition du nouveau. Paris, 1962, c. 209-210. . О том, что «вненациональность» Парижа способствует национальному определению, пишут и историки Латинской Америки: интеллектуалы стран Латинской Америки, оказавшись в Париже, и — шире — в Европе, внезапно ощущали свою национальную принадлежность. Бразильский поэт О. ди Андради «с высоты своей мансарды на площади Клиши, этого пупа земли, с восхищением открыл свою собственную страну», — пишет Паоло Прадо в 1924 [55] M. Carelli. В кн. Le Paris des étrangers, c. 290. . Перуанский поэт Сезар Вальехо восклицает: «Я уехал в Европу и научился открывать Перу! [56] Цит. по С. Cymerman и C. Fell. Histoire de la littérature hispano- américaine de 1940 à nos jours. Paris, 1997, с. 11. ».

В Париже Адам Мицкевич (1798–1855) написал своего «Пана Тадеуша», который считается теперь польским национальным эпосом. Йокаи (1825–1904), венгерский писатель, один из самых читаемых у себя на родине вплоть до 60‑х годов XX века, писал в своих мемуарах: «Мы все были французами, мы читали только Ламартина, Мишле, Луи Блана, Сю, Виктора Гюго и Беранже. И если английский или немецкий поэт заслуживал в наших глазах снисхождения, то это были Шелли или Гейне, отторгнутые своими соплеменниками, писавшие по — английски или по — немецки, но французы в душе» [57] Цит. по A. Wessely в кн. «Ecrire en France au XIX siècle. Montréal, 1989, c. 204. . Американский поэт Уильям Карлос Уильямс называет Париж «Меккой художников», японский поэт и писатель Кафу Наган (1879–1959) простерся перед могилой Мопассана, приехав в Париж в 1907 году. «Манифест футуристов», подписанный Маринетти, был опубликован в «Фигаро» 20 февраля 1909 года, и потом уже был переведен на итальянский и опубликован в миланском журнале «Поэзия». Мануэль де Фалья, приезжавший в Париж между 1907 и 1914 годами, пишет в одном из своих писем: «Все, что касается моего ремесла, моя родина — Париж» [58] Письмо художнику Зулоага 12 февраля 1923 в кн. Le Paris des étrangers, с. 249. . Париж — «черный Вавилон» для первых африканских и антильских интеллектуалов, которые приезжают во французскую столицу в 20‑х годах» [59] См. Ph. Dewitte в кн. Le Paris des étrangers, c. 157–181. .

Вера в авторитет Парижа так велика, что в разных частях света писатели начинают писать по — французски: бразилец Жоаким Набуку (1849–1910) в 1910 году написал александрийским стихом по — французски пьесу «Выбор» о чувствах эльзасца после войны 1870; Вентура Гарсиа Кальдерон, Каштру Алвес (бразильский поэт, боровшийся за отмену рабства), Сезар Моро, Альфредо Ганготена (эквадорский поэт, друг Мишо, долго живший в Париже) и другие. Бразильский романист Машаду ди Асис назвал французов «самым демократическим народом в мире», сам переводил с французского, познакомив бразильцев с творчеством Ламартина и Александра Дюма.

Восхищение Парижем в Латинской Америке достигло своего апогея в конце XIX века. Дарио пишет: «Я так мечтал о Париже с самого своего детства, что молился и просил Бога, чтобы не дал мне умереть, не увидав Парижа. Париж казался мне раем, где вдыхают эссенцию счастья» [60] R. Dario. Oeuvres complètes. Madrid, 1950–1955. T. 1, c. 102. . Примерно так же тоскует о Париже и японский поэт Сакутаро Хагивара (1886–1942):

Чилийка Лусила Годой из любви к поэзии Фредерика Мистраля взяла себе псевдоним Габриэла Мистраль. В 1945 году она стала лауреатом Нобелевской премии как представитель латиноамериканской литературы за произведение, построенное целиком и полностью на европейских мотивах, в нем воспеваются даже «деревеньки на Роне, утомленные водой и цикадами». В 1871 году Уитмен написал гимн потерпевшей поражение в 1870 году Франции, назвав его «О, Франции звезда», и опубликовал в сборнике «Листья травы». В этом стихотворении мы найдем все, что так характерно для парижского мифа и Парижа как символа свободы:

Демонстрация признаний в любви к Парижу вовсе не свидетельство этноцентризма или, что еще хуже, национализма автора, я должна была привести их даже против своей воли как свидетельство того, каковы были последствия возрастающего авторитета этого города. Нужно сказать, что особое положение Парижа часто порождало и своеобразную слепоту, особенно по отношению к текстам, возникшим в отдаленных провинциях. Неведение, а точнее, нежелание смотреть на литературный процесс в исторической перспективе, стремление интерпретировать тексты в «чистых», а вернее, в очищенных от национальной истории категориях часто приводило к плачевным результатам, мешая понимать смысл тех самых текстов, которые, «посвятив в литературу», прославил Париж. Таковы отчасти были случаи Кафки и Беккета, как мы увидим впоследствии.

Заметим также, что Франция нередко использует свой литературный капитал как в политических, так и в национальных целях. Французы и Франция в колониальной и международной политике нередко ссылаются на свой «универсализм» [63] См. P. Bourdieu. «Deux impérilismes de l’uniersel». L’Amérique des Français. Paris, 1992, c. 149–155. («Франция — мать всех искусств»). Подобное национальное использование вненационального капитала послужило опорой национализма для тех писателей, которые весьма примитивно понимают проблемы национальных традиций.